Мужики с явной неприязнью, глядя в сторону, скинулись мне по рублю на несчастье. И с этими четырьмя рублями я должен был ни в чем себе не отказывать.
Пропуск
Пропуск в погранзону — это отдельная песня. Камчатка была погранзоной.
Пропуск выписывает КГБ. Областное или краевое. В Ленинграде — Литейный. Служба пропусков в пограничные зоны. Не все знали, что погранвойска — это не армия, а КГБ. Призывали-то в армию.
Я заблаговременно сходил туда узнать, что как. В коридоре очередь, на стенах «Правила» под стеклом — бронзой по черному, не как-нибудь.
Оснований три. Личный вызов, в смысле приглашение. К родне или даже можно друзьям. Но насчет друзей мне объяснили в очереди, что может и не прокатить. Могут начать спрашивать и проверять, сколько вы дружите, да правда ли это, да зачем тебе ехать. И без объяснений отказать.
Второе основание — вызов на работу. Это железно, автоматически, но такой вызов надо реально иметь, то есть ехать работать.
Третье основание — командировка. Раз командировали — ну что ж, нет проблем, проформа. Но по закону!
Я поехал в Дом Прессы на Фонтанку, явился к ответсекру «Смены» Охотникову и предложил себя. Бесплатно. Я поеду на Камчатку, а по дороге буду слать им материалы. Только мне нужно выписать командировку. Без денег. Только бумажку.
Охотников смотрел на меня, как попугай на троцкиста. Он все допытывался, на кой мне это надо? В честную любовь к просторам Родины огромной он не верил. Ушел советоваться к редактору и передал резолюцию: «Авантюра». С чем и выгнал.
Визиты в «Вечерку» и «Ленправду» прошли по тому же сценарию. А почему вы не хотите взять командировку в вашей родной газете «Ленинградский университет»? Это был законный вопрос.
В до боли родном «Ленинградском университете» ко мне, заслуженному третьекурснику после двух дальних строек и с Золотым комсомольским значком ЦК, отнеслись с незаурядным жлобством и остались осмысливать пожелания сдохнуть всеми способами.
И тогда я отправился, как к разбитому корыту, в собственный филфаковский деканат, придумывая на ходу, что хочу журналистскую практику вместо музейной, и прямо сейчас. Мне любезно предложили выбирать любой пункт в границах Ленинградской области. Все суки были или хитрыми, или тупыми, или не хотели брать на себя никакой ответственности.
В состоянии абсолютной легкой наглости «терять нечего» я пришел к декану журфака. Вернее, к его секретарше. Вот мой студенческий, я собрат-филолог, хочу пройти практику на Камчатке, в деканате разрешили журналистскую вместо музейной, но сказали, что обращаться надо к вам. Мне было чуть-чуть неловко ее затруднять, я был совершенно спокоен, весел, учебный вопрос.
И! Она открыла ящик стола. Вытащила пачку командировочных бланков. С шапкой журфака ЛГУ, печатью и подписью. И мило уточнила:
— Вы для какой газеты писали? Куда вы направляетесь?
— «Камчатская правда»! — выпалил я наиболее вероятное. Своя правда должна была быть в каждой области.
Она заполнила бланк на мою фамилию и протянула. И тут мимо нас мужчина вошел в деканскую дверь. И бланк уже оказался обратно в столе.
— Знаете, — с легким беспокойством и сожалением сказала она, — декан вернулся… вы на всякий случай все-таки зайдите к нему… как он решит. Хорошо?
— Конечно! Спасибо! — радостно улыбался я и постучал к декану.
Декан был сумрачен. Все они при моих словах тускнели сумрачней сопли на морозе. Декан сумрачно вышиб меня за дверь.
— Ну как? — спросила секретарша.
— Конечно разрешил, — легко улыбнулся я, пожимая плечами и строя ей глазки.
И она отдала мне заполненное предписание. И я уходил с ним, как подвиг разведчика.
Разведчик поехал в КГБ и узнал, что оно не дремлет. В коридоре, под стеклом, бронзой по черному, русским языком, пункт 847-д, извещалось, что с момента подачи документов, включая нотариально заверенную копию паспорта, копию приглашения или командировки, справку из тубдиспансера и две фотографии 3х4 на матовой бумаге без уголков, — и до момента выдачи разрешения временного сроком до 30 суток на пребывание в пограничной зоне Союза ССР, — проходит 10 суток.
Лучше бы я совратил секретаршу без повода, она была очень милая, по виду студентка- вечерница.
Я впервые понял, что у меня нет сил и терпения жить дальше по советским законам. Остап Бендер недаром был любимым героем советского народа. Я поехал так. Внутренний голос говорил мне, что я как-то проскочу. Внутренний голос вообще оптимист. У него хорошее русское имя Авось.
…И с радостным авосем под ручку я вперся в Хабаровский КрУМ — Краевое управление милиции. Пропуска выдавали там же, я узнал. КГБ пренебрегало рекламой и афишами себя не оклеивало.
Народу почти не было. В соответствующей комнатке сидел крепенький паренек за тридцать.
Я обыденно поздоровался и скучновато, деловито положил перед ним заполненное заявление на пропуск. И рядом, вежливо, направление, студенческий и паспорт. И стал ждать, глядя в стенку.
— Погодите, — он остановился читать, — вы тут указали, что проживаете в Ленинграде.
— Да, — кивнул я.
— Так вы там почему не получили пропуск?
— Очереди были гигантские, — жаловался я. — Весь июнь сессия, просто нет целого дня сидеть.
— Мы не можем выдать вам пропуск, — сказал он.
— Как?.. — не понял я. — В каком смысле?
— Пропуск в погранзону выдается только по месту прописки.
Я не понимал и не верил:
— Так ведь в любом областном управлении… Вот мои документы.
— Документы ваши в порядке, вы их заберите.
— Но ведь я правильно пришел? В краевое управление? Вы выдаете?
— По месту прописки! Кто вам сказал про любое?
— На Литейном… в кабинете… я без очереди зашел с одним спросить… я не знаю, инспектор, или делопроизводительница… сказала, что могу в любом…
Я линял и сох на глазах, из уверенного и спокойного становясь растерянным, озадаченным, беспомощным, ужаснувшимся, впавшим в панику, уничтоженным и умирающим под пыткой.
— Я ехал по Сибири… — лепетал и терял сознание я. — Собирал материал… в областные газеты… чтобы первого августа в Петропавловске…
Я дышал и смотрел, вручая ему мою судьбу.
— Вас неправильно проинформировали, — с человеческими нотами констатировал он, понимая ситуацию и не одобряя ленинградских бюрократов, подводящих посетителей пустыми отговорками.
— Если б мне могло прийти в голову… я вас понимаю… — успокоил его я, взял себя в руки и вздохнул кратко и стоически о загубленном лете, сорванной практике, грядущем отчислении и так неожиданно не задавшейся судьбе.
— Погодите, — остановил он и кинул короткий взгляд мужчины на мужчину — Это… важная для вас практика? С первого?
Я пожал плечами и упомянул без эмоций разбитую жизнь в образе вечернего самолета, на который я уже заказал билет. Каникулы. Командировочные. Урал. Забайкалье. Страна. Гроб с могилой.
— Если вы после обеда, в три часа зайдете, вас устроит? — спросил он.
— А?.. — посмотрел я, что это, о чем он. — А?..
