счастье полное широкая рукоять ход полнота горечь принять камни трещать потери любовь пронзительно горло режет вершины камень тяжесть обрести ход вес всегда
барабан грохот трап-трамп трап-трамп трап-трамп
труба
5.
...лый крахмальный халат распахивается и летит в сторону. Ничего красивее и сумасшедшее голой Маши невозможно себе вообразить. Она остается в белой шапочке на вороной гриве, и густой треугольник внизу смуглого литого живота у нее тоже вороной.
– А-ах-х, – она потягивается, поднимая руки, большие тяжелые груди выпячиваются, и мы смотрим, как на них собираются в изюмины и твердеют крупные коричневые соски.
– А на что мы закроем дверь? – заговорщицки спрашивает она.
– На палку, – срывающимся шепотом говорит Мустафа.
– А у кого ж у нас, мальчики, есть такая длинная твердая палка? Ай-я-яй, бесстыдники, вот мы сейчас проверим...
Она берет стоящую у стены швабру и зажимаем между бедер, как ведьмино помело. Нежно и откровенно оглаживает в кулаке торчащий вперед конец.
– Во-от бы нам какую палку, – мечтательно тянет она, наблюдая внизу свой треугольник и движения руки. – Длинную, твердую, всегда стоит... только потолще, потолще, и теплую, живую...
И, повернувшись, вставляет швабру в ручку двери. Округлые массивы ее ягодиц перекатываются в движении. Она нарочно расставляет ноги, цокая каблучками, туфли на каблуках удлинняют ее ноги, мускулистые, крепкие, прямые, и между ног сзади нам виден черный курчавый островок.
– Кто сегодня хочет сладкого, мм-м?.. – мурлычет она. Закладывает руки за голову, чтоб подтянулась талия на прогнутом стане, выпуклее выдались груди и зад, и делает шаги по палате, нежась и млея под нашими безумными взглядами.
– Не слышу-у, – капризно поет она, оттопыривая губку.
– Машенька, какая у тебя красивая большая круглая попочка, – задыхаясь, говорит Чех.
– Какие у тебя большие круглые красивые сиси, – сглатывает Каведе.
– Какие у тебя округлые литые красивые ляжки, – выдавливаю я.
– Какой у тебя литой нежный красивый животик...
– Какие у тебя полные гладкие стройные красивые ноги!
– Какие у тебя пушистые вороные красивые волосы между ними...
Она жмурится, медленно поворачиваясь из стороны в сторону:
– А еще? М-м?..
– Ой, Машенька... какая у тебя смуглая, горячая, узкая, красивая
– Ва-ам нравится, ма-альчики?
– До безумия...
– Правда?
– Ой, Машенька, покажи скорее...
– А вы будете себя хорошо вести?
– Да!!
– А вы мне сначала покажете?
– Да!!
– Ну, кто мне покажет первый?
– Я!
Маша выбирает тягучим дразнящим взглядом. Одеяла стоят шалашами. Она подсаживается к Чеху и тихонько трогает возвышение:
– А что это там у тебя такое?
– Это для тебя...
Она откидывает одеяло и задирает ему рубашку. У Чеха стоит, как деревянный.
– Уй какой, – толкает пальчиком. – Это что?
– Это мой член, – с улыбкой блаженного бесстыдства говорит Чех.
– Не-ет, – возражает Маша капризно, – это не член.
И трогает Мустафу:
– А у тебя что там такое, мм?
– Это мой... фаллос...
Стягивается одеяло. Его обнаженный торчит и вздрагивает в возбуждении.
– Не-ет, это не фаллос.
Обход продолжается. Мы дышим ртами. В горле пересохло.
– Что это у тебя такое? А вот я сейчас проверю.
– Это мой пенис.
Маша сдергивает покров, берет твердую плоть двумя пальцами и покачивает:
– Неправда, это не пенис!
Переносит зад на соседнюю кровать. Стоячий извлекает наружу и бережно сжимает в руке. Она крупная рослая женщина, но руки у нее небольшие. На запястье серебряный браслет, на среднем пальце тонкое золотое колечко с красным камушком, и этой красивой женской рукой, которую украшения делают как бы одетой, приличной для воспитанного общества, она сжимает твердый, большой, смугловатый, и торчащий из мягкого с ямочками кулачка закругленный конец с раскрывшимся темно-розовым бутоном делается еще толще.
– А это у тебя что стоит такое?
– Ой, Машенька... это мой большой твердый красивый ХУЙ!
– Бесстыжий мальчик, – воркует она, не сводя глаз. – А зачем это у тебя такой большой красивый хуй? Ах, гадкий, как он на меня уставился. Надо его за это наказать.
Она наклоняется и берет свои массивные груди руками:
– Сейчас я его отшлепаю, чтобы он вел себя хорошо.
И грудями шлепает по нему слева и справа:
– Вот тебе. Вот тебе.
– Машенька, и мне!..
– Нет, мои сиси устанут, они очень нежные. Сначала они должны сделать зарядку.
Выпрямившись в стойку с руками на поясе, она делает повороты торсом, груди перекатываются, мотаясь из стороны в сторону. Прыжки на носочках: ее восхитительные шары скачут упруго и весомо вверх- вниз.
– А теперь наклоны, – чуть запыхавшись от спортивности и самовозбуждения, Маша наклоняется, ее буферища отклоняются книзу, и теперь они совсем здоровенные... у нас уже плывет в глазах... Она размеренно нагибается, и совершенные баллоны берут раскачку вперед-назад, сладкий вожделеющий сон, а потом болтает ими влево-вправо, они мягко сталкиваются, складывая нежную ложбинку, два живых мяча, две сферы душистой желанной плоти с коричневыми кругами крупных стоячих сосков.
– Вдох-выдох!.. – командует себе Маша и, раздвинув ноги на ширину плеч, потягивается на носочках, прогнувшись назад.
И между налитых бедер, в ровной и густой черной поросли, становятся видны темные нежноморщинистые губы и топорщится вылезший стоячком там, где они начинают раздваиваться.
– Ой, Машенька... а что это там у тебя такое?..
– Это? А ну-ка, что это у меня такое?
– Это твои крупные красивые половые органы.
– А вот и не-ет.
– Это твоя вульва.
– Неправильно, это иностранное слово.
– Это твоя заветная срамная щель.
– Неправда, это лучше. Ну?..
– Это твоя нежная, узкая, упругая пизда молодой спелой дамы.
