надуть обоих своих партнеров. Аркли не должен был увидеть ее слабость, только не здесь, в святая святых.
Аркли глубоко вздохнул.
— Мощно, — выдавил он.
Он не стал трудиться, пытаясь интерпретировать увиденное, что уже было хорошо. Он вообще не пытался это объяснить.
Диана поклонилась ему.
— У меня ушли годы, чтобы сделать так много, и работа еще не завершена. Есть один парень в Аризоне, он делает нечто похожее — я видела его некоторое время назад на «Человеке в огне».[9] Но он использует любую кровь, которую ему кто-нибудь дает. А это все мое. Ну разве что Лора пару раз приложилась.
У Кэкстон задрожали руки.
— Ну хватит, чересчур много информации, — выпалила она.
Это вылетело само собой. Они оба посмотрели на нее, но она покачала головой.
— Наверное, нам пора ехать на место преступления, — предложил Аркли.
Никогда еще она не была так рада получить приказ.
14
— Как насчет чеснока? — поинтересовалась Кэкстон.
Средь бела дня голые деревья, росшие по обе стороны шоссе, выглядели менее устрашающе. Лора предположила, что это оттого, что вампир был мертв. Но существовали еще и пропавшие из виду немертвые — как минимум один, который был за рулем «хаммера» и прессовал их, и тот однорукий, который напугал ее до чертиков. По всей видимости, поймать и одолеть их будет просто, теперь, когда не стало их хозяина. Вампир был мертв — и весь мир стал прекрасней. В конце концов Лора дала волю своему любопытству, которое прежде держала при себе оттого, что ответы на эти вопросы пугали ее. Теперь же они казались безобидными, чисто теоретическими.
— Чеснок отпугивает вампиров?
Аркли фыркнул.
— Нет. В девяносто третьем я поставил над Малверн небольшой, но опрометчивый эксперимент. Я протащил к ней в палату банку рубленого чеснока и, пока Армонк не видел, вывалил все на нее. Грязи было будь здоров, а как она вышла из себя! Но вреда, нет, вреда он ей не нанес никакого. С таким же успехом это мог быть и майонез.
— А зеркала? Они отражаются в зеркалах?
— Судя по тому, что она говорила, в старые добрые времена ей нравилось любоваться собственным отражением. Теперь, конечно, ее нынешний вид ей не нравится, — пожал он плечами. — Думаю, доля истины в этом есть. Старики вампиры разобьют любое зеркало, как только его увидят. Молодым же на это плевать.
— Вы еще исключили кресты. А святая вода, облатки, ну, не знаю, еще что-нибудь? Из других религий? Звезда Давида или статуи Будды? Или копия Корана обратит их в бегство?
— Ничего не помогает. Сатане они не поклоняются и — да, я и правда спрашивал — черную магию не практикуют. Они противны природе. И если это делает их нечестивыми, то, кажется, они от этого нисколько не страдают.
— А серебро? — предприняла новую попытку Кэкстон. — Или это против оборотней?
— Изначально серебро использовали против вампиров. За последние две сотни лет не было слышно, чтобы кто-то видел оборотня, так что ничего не могу тебе сказать про их уязвимые места. Но сколько существуют вампиры, серебро на них не действует.
Он поерзал в кресле пассажира. Выглядел он гораздо более подвижным, чем накануне. Охота на вампиров вытягивает из него боль, догадалась Кэкстон.
— Мы перепробовали все это на Малверн за первую пару лет, еще до того, как Армонк стал поклоняться ей и ныть про ее права. Свет, мы выяснили, ей противен. Сжигать ее он не сжигает, но боль причиняет. Практически любой вид света делает ей больно. Она вынуждена спать днем. И никак ее не заставить бодрствовать. Когда встает солнце, ее тело в буквальном смысле меняется, восстанавливаясь от того ущерба, который был ей причинен накануне ночью. Когда-нибудь тебе стоит прийти посмотреть на то, как происходит метаморфоза. Это отвратительно, но захватывающе.
— Нет уж, спасибо. — Кэкстон поморщилась. — Теперь, когда дело закрыто, я с монстрами покончила. Вы можете сохранить свой титул единственного в Америке охотника на вампиров. Думаю, я так и прилипну к нарко-алкоконтролю и всякой аварийной мелочовке. Но откуда пошли все эти истории, если ничего не работает?
— Все просто. Кому понравится история с плохим концом? До прошлого века, когда появилось надежное огнестрельное оружие, вампиры расправлялись с нами только так. И поэты-прозаики меняли некоторые детали, чтобы не вгонять публику в депрессию тем, насколько ужасен может быть мир.
— Но если они только сравнили вымысел с реальностью…
— В этом-то и дело — не сравнивали они. — Аркли вздохнул. — Каждый раз, когда вампир появляется среди честного люда, они говорят: «Я думал, они давно вымерли».
— И все потому, что в одно и то же время в мире не может быть больше горстки вампиров. И слава тебе, Господи, за это. Если бы они встречались чаще, если бы они были лучше организованы, то нас бы уже не стало.
Кэкстон нахмурилась, стараясь не слишком-то задумываться обо всем этом. Оставшийся путь до Карнарвона она проехала без единого слова Аркли же был молчун хоть куда — факт, который она только- только научилась ценить. Некоторые вещи не стоили обсуждения.
Когда они прибыли, патрульные машины трех различных ведомств были припаркованы на рулонном газоне возле охотничьего домика: полиции штата, окружного шерифа и единственный автомобиль местного полицейского, мужчины средних лет в темно-синей униформе, который стоял в стороне с таким видом, будто его тошнило. Формально это было место преступления, и он должен был дать разрешение Кэкстон и Аркли войти. Они ждали, пока он наконец изучит их удостоверения.
— Сможешь выдержать все это? — спросил ее Аркли.
Это прозвучало вовсе не как вызов, но она восприняла его именно так.
— Приятного будет мало.
— Я соскребала с асфальта победительниц выпускных балов, крутой вы наш, — огрызнулась она. — И выколупывала зубы с приборной доски, чтобы можно было сравнить со слепками десен.
Аркли только сухо хохотнул в ответ на ее браваду.
С пятидесяти футов все выглядело не так уж и плохо. Сам домик смотрелся более обихоженным, чем предполагала Кэкстон. Он стоял возле журчавшего ручья, скрываясь в тени нескольких высоких ив. Большая часть охотничьих домиков, насколько знала Кэкстон, представляли собой насквозь продуваемые бревенчатые лачуги с крышами крутыми и остроконечными, дабы они не обрушились под массой снега зимой. Жилище Фаррела Мортона можно было назвать скорее охотничьей резиденцией. Большой главный корпус с множеством окон смыкался с флигелем поновее и с тем, что Кэкстон сочла кухонной пристройкой, судя по обилию труб и дымоходов. Вдоль всего здания тянулась веранда, уставленная креслами-качалками, сделанными из грубо обтесанных коряг, на которых все еще сохранилась кора. Под коньком крыши Фаррел Мортон повесил ярко разрисованный шестигранный знак — старинный оберег от нечистой силы пенсильванских голландцев.
По-видимому, действовал он не очень хорошо. Копы в расстегнутых у горла форменных рубашках и сдвинутых шляпах рыли ямы и снаружи, и на заднем дворе. Глубоко копать им не пришлось.
— Я думала, все жертвы вампиров превращаются в немертвых, — заметила Кэкстон, глядя на гору костей и разложившейся плоти в одной из ям.
Личинки шевелились в грудной клетке. Лоре пришлось отвести взгляд. Это было хуже, чем дорожные
