Кэкстон, пытаясь понять, достойна ли та ее оказать.
— Мы нужны ей, Лора. Ты не можешь представить, как она страдает. Мы должны помочь ей, и, чтобы сделать это, тебе нужно стать одной из нас. Ведь твоя жизнь так жалка, правда? Я не хотел быть жестоким.
Во время разговора его голос менялся. Центральноамериканский акцент становился грубым, превращаясь в рычание. Малверн исчезла без предупреждения, оставив после себя лишь запах крови, который повис в воздухе и слегка переменился, почти незаметно, в запах преющего навоза.
Кэкстон сначала не поняла, в чем дело, но потом медленно повернула голову, глядя на Райса. Сон закончился, и вернулась реальность. Ничего не изменилось. Она все еще сидела на гробе вместе с Райсом, и единственным освещением была мигающая свеча. Он хотел, чтобы она думала, будто все еще спит, — иначе к чему такой тонкий переход? Но если до этого он выглядел по-человечески и был полностью одет, то теперь на нем были только его тренировочные штаны, а кожа была белее мыльной пены. Она подняла глаза и увидела лысую голову и заостренные уши. И рот был полон мерзких зубов.
До этого он выглядел как личность, как человеческое существо, уникальное, единственное такое среди остальных существ этого мира. Теперь же он был похож на того вампира, которого она помогала убивать, на того, которого Аркли уничтожил отбойным молотком.
«Конгрейв», — услышала она у себя в голове.
Так звали мертвого вампира. Райс определенно не заходил раньше так далеко. Или же ему теперь все равно. Он был уверен, что ей придется умереть.
— Теперь все зависит от тебя, — сказал он, протягивая ей что-то тяжелое, странной формы. Она опустила глаза и увидела, что это пистолет. Ее собственная «беретта», если точно.
— Она думала, что ты, может быть, поймешь и захочешь помочь. Но это зависит от тебя. Подними и вставь ствол себе в рот.
Кэкстон нахмурилась. Ее рука без малейшего усилия подняла пистолет. Мышцы сократились, поднося оружие ближе к лицу. И она знала, что опустить его будет сложнее, чем сделать то, что он велел. Она попыталась вспомнить то чувство забытья, которое было у нее во сне. Она попробовала сосредоточиться на том шаге, который станет решением всего.
Ей хотелось сделать Райсу приятное. И она поразилась, осознав это.
Она всегда пыталась сделать приятное любой влиятельной фигуре в ее жизни — отцу, начальству из дорожного патруля, Аркли. Почему бы и не вампиру, который имеет над ней такую власть?
— Давай, Лора. А я сделаю остальное, ладно?
Он не прикасался к оружию.
— Большинство людей уже давно бы все решили. Когда я увидел ее в гробу, я решился тотчас же. Я знал, что она предлагает, и знал, что хочу этого. Это бессмертие, Лора, и оно заразительно! Это так здорово! Почему ты медлишь?
Но Кэкстон вовсе не считала, будто она медлит. Она думала, что как раз все идет хорошо. Ствол все поднимался, приближаясь к ее лицу. Рот приоткрылся, язык облизнул пересохшие губы.
Ее воля и воля Райса были сплавлены вместе. Она чувствовала его внутри, словно червя, зарывшегося в полушария ее мозга. Жюстина Малверн сделала с Райсом то же самое, поняла Лора, только одним взглядом, встретившись с ним глазами на один миг. Старая вампирша изнасиловала его одним только взглядом в тот самый момент, когда он пришел вкрутить электрическую лампочку. Теперь же он делал то же самое с ней, используя ту же самую силу. Он создал Конгрейва и того другого вампира, который ежедневно обрезал свои уши. Райс был в этом мастером. Откуда в ней еще оставалось упорство противиться ему?
Ствол пистолета коснулся ее губ. Она почувствовала холодный металл на чувствительной коже, как удар тока. Скосив глаза, она посмотрела на ствол. Еще несколько дюймов. Оружию оставалось пройти всего несколько дюймов, и тогда, она знала, палец нажмет на курок.
— Твоя мать тоже сделала это. Твой отец стал курить по три пачки в день, когда это понял, — выдохнул Райс.
Он был так близко к ней. Он не смотрел на нее.
— Твоя любовница уверенно идет к тому же. И я сделал это без колебаний. Это совсем не трудно.
Палец Кэкстон лег на курок. Задрожал, дернулся.
И тут по лестнице спустился Аркли, бесшумно ступая по ступеням. Он встал у нее за спиной и положил руку ей на плечо. Она не могла видеть его, но знала, что это он. Так же как и на горящем заводе.
— Ты не так слаба, как тебе кажется, — сказал он ей.
Это было лучшее, что она когда-либо слышала о себе. Хорошая прощальная мысль, прежде чем положить конец ее жизни.
«Вы не настоящий», — подумала она.
Но потом ее осенило: как он мог оказаться здесь, если она уже окончательно проснулась? Он являлся к ней во сне, но тут, в реальной жизни, его присутствие казалось совершенно невозможным.
И как только она подумала об этом, он исчез. Осталось только тепло его руки на плече. А ее собственные руки внезапно оказались очень-очень тяжелыми, и пистолет отстранился от губ. Он все еще был нацелен на нее, но теперь он лежал у нее на груди так, что если она выстрелит, то попадет себе в сердце.
— Нет, — крикнул Райс.
Он двигался быстро, слишком быстро, и она не успела. Пистолет отлетел от нее в угол погреба, рука заболела, как от удара.
— Нет! Нет, нет, нет. Joder?![29] — простонал он. — Ну почему ты такая дура? У меня нет на это времени.
Он посмотрел на нее, и его кровавые глаза были полны ярости и ненависти. Он размахнулся, и Лора перекатилась через гроб, приземлившись на кучу мусора в углу.
41
Райс встал и схватил ее своей огромной ручищей за волосы. Он поднял ее, заглядывая в глаза, пока она не выпрямилась во весь рост.
— Я думал, все эти разговоры о полной тишине, это mierda,[30] но, похоже, это не так. Забудь все, что я тебе сказал, ладно? Забудь все, сядь здесь, и чтобы пальцем не шевельнула, пока я за тобой не вернусь.
Лора кивнула. У нее вообще больше не осталось силы воли. Если он прикажет ей встать на одну ногу и кудахтать, как курица, она так и сделает.
— Хорошо. Просто отлично, черт подери! Раз тебе угодно упрямиться, я тебя переупрямлю, perra.[31] Начнем заново сегодня ночью.
Он в расстройстве потер глаза и рот и отвернулся от нее. Она думала, что он заберет свечу и уйдет, оставив ее в темноте, поднимется по лестнице и бросит ее одну. Но его решение было, оказывается, намного проще. Он открыл гроб и залез в него, оставив ее смотреть на мигающий огонек свечи.
Там, снаружи, начинается утро, поняла она. Значит, ночь закончилась.
Первая ночь, во всяком случае. А сколько их еще предстоит ей, со снами о горящем заводе? Сколько еще ночей пройдет, прежде чем она застрелит себя, прежде чем в конце концов примет его проклятие? Из гроба раздался булькающий звук чего-то льющегося. Райс был совершенно уверен, что Лора не представляет опасности и не навредит ему, поэтому он оставил ее прямо тут, рядом с его разжижающимся телом. И он был прав. Она и пальцем не могла пошевелить. Чтобы проверить это, она посмотрела на свои руки, на большой палец правой руки. Она хотела пошевелить им, использовать всю оставшуюся силу воли на то, чтобы он хоть немного дернулся. Бесплодное усилие, но ей было необходимо совершить его, прежде чем просто сдаться. Если она сможет доказать себе, что даже это простое движение пальца ей недоступно, то к чему продолжать сопротивление? Она просто сделает то, о чем просил ее Райс. И она направила все свое желание на то, чтобы пошевелить пальцем, но, прежде чем ей это удалось, раздавшийся из ниоткуда
