взяла меня под руку и повела на второй этаж.
— Мэри сказала нам, что вы побежали в Куллинтон. Мы не знали, что и думать. Хорошо еще, Мэгги с коммутатора сообщила, что вы в гостинице…
Я почти не слушала ее, буквально падая с ног от усталости. Только сейчас я начала ощущать отвратительный запах, исходивший от моей одежды, — запах могилы и гниения. Побывав на волосок от смерти, не сразу начинаешь это осознавать.
Только у самых дверей своей комнаты мне удалось, наконец, освободиться от назойливой миссис Веннер и молчаливой, с тяжелым, остановившимся взглядом Мэри.
Первым делом я лихорадочно сорвала с себя всю одежду, брезгливо отшвырнула ее подальше в угол и до отказа отвернула в ванной оба крана. Казалось, все тело было покрыто пленкой скользкой болотной тины. Только окунувшись по самые плечи в горячую воду, удалось избавиться от этого мерзкого ощущения.
Я до красноты растерлась жесткой губкой, воспользовалась самым дорогим и душистым из имевшихся у меня лосьонов и, с удовольствием натянув чистую накрахмаленную ночную рубашку, мгновенно провалилась в сон.
Разбудило меня осторожное, но настойчивое прикосновение к плечу. За окном было темно. Надо мной склонилась встревоженная миссис Веннер.
— Я принесла вам чашку чая и бутерброды.
— Сколько времени?
— Уже восемь.
Значит, проспала я меньше четырех часов! Не было никакой необходимости входить в комнату и так бесцеремонно будить меня. Глаза по-прежнему слипались, в голове гудело. С трудом подавив зевок, я поудобнее уселась в подушках и обеими руками взяла у миссис Веннер чашку.
— Пейте, пока горячий!
Я отхлебнула чаю и уже с большей охотой принялась за бутерброд. Миссис Веннер трещала, как сорока, и? слава Богу, что в полусонном состоянии до меня доходили лишь обрывки сказанного.
— …а тех двоих вообще нашли только через три дня… То есть не их, а трупы… Там самое опасное место… Потом еще лошадь пристрелили, потому что вытащить ее не смогли, какой ужас, просто кошмар…
Постепенно до меня начал доходить смысл этой нескончаемой тирады: болото было не только для меня, но и для хозяйки чем-то враждебным, вселяющим постоянный ужас.
— Вы разве не уроженка здешних мест? — слабо поинтересовалась я.
— О нет! Я родилась в Гемпшире. Чудный, благодатный край.
Действительно, оба эти эпитета нельзя было применить, говоря о здешних болотах. Их еще можно было назвать «навевающими поэтическую меланхолию», и то обозревая их из окна мчащейся по ровному шоссе машины, но уж никак не «благодатными». Вспомнив свои первые впечатления по дороге со станции в Лонг Барроу, я не могла сдержать горькую усмешку. Бесконечная серебристая равнина, таинственные запахи… Пора выбросить весь этот бред из головы. Мне-то простительны подобные заблуждения, а вот миссис Веннер… Как она могла столько лет бызвыездно жить в Лонг Барроу, не питая к этой местности ничего, кроме страха и отвращения? Поистине чужая душа — потемки. Я открыла было рот, чтобы задать очередной вопрос, но чай был уже выпит, ужин съеден, и миссис Веннер, с неожиданным проворством вскочив со стула, забрала у меня из рук чашку и поднос.
— Теперь вам нужно успокоиться и крепко поспать. Может быть, я еще загляну попозже.
Я тут же погасила ночник, но на этот раз сон не был таким безмятежным и глубоким. В доме еще не ложились, и до меня то и дело доносились шаги, хлопанье дверей, еще какие-то звуки, казавшиеся зловещими. За окном завывал ветер, его порывы достигали такой силы, что дребезжали стекла.
Проснулась я довольно быстро и обнаружила, что лежу в неудобной, напряженной позе, съежившись и вцепившись обеими руками в одеяло. Было совсем тихо. И тут за дверью раздался еле различимый шорох. Ручка несколько раз повернулась, на пол легла тонкая полоска света.
Я инстинктивно натянула на голову одеяло, сердце билась так громко, что я едва расслышала шепот:
— Вы не спите?
— Н-нет, — я дрожащей рукой зажгла ночник.
— А мы уже ложимся, — заворковала, входя, миссис Веннер. — Я решила еще раз вас проведать, на всякий случай. Вот, пейте горячее молоко. Примите аспирин, вам сразу станет лучше.
— Очень любезно с вашей стороны.
— Мы действительно ужасно обеспокоены. Пейте, пейте и выздоравливайте, милочка.
С несказанным облегчением я взяла из ее рук дымящуюся чашку и решила принять сразу три таблетки.
— Ну, а теперь — спокойной ночи! Приятных сновидений! — хозяйка осторожно и бесшумно, как в больничной палате, прикрыла за собой дверь.
Мысленно отчитав себя за малодушие, я запила аспирин молоком, удобно устроилась на подушках и потянулась за книгой, купленной на прошлой неделе в надежде скоротать тоскливые вечера. Под яркой обложкой скрывалась отличная детская история в неоготическом духе. Бесстрашный юный герой проникал под покровом ночи в древний заброшенный замок, спускался в подвал, приподнимал тяжелую крышку дубового сундука, и тут… Кто же скрывался в сундуке, я так и не успела прочитать: глаза сами закрылись, книга выпала из рук. Уже в полусне я погасила ночник.
Я играла бесконечные гаммы в своей лондонской квартире. Музыка звучала все громче, настойчивее, это были уже не гаммы, а соната Бетховена. Мой последний перед долгим перерывом концерт: Альберт- холл, множество сливающихся белых пятен в зале — это лица зрителей, их взгляды устремлены на меня… Пляж в Италии, залитый солнцем, рядом со мной улыбающийся отец. Но что это? Солнце с неестественной быстротой, как при прокручивании пленки в кино, опускается в море, небо чернеет прямо на глазах…
— …Сумасшедшая… ты сумасшедшая… это всем известно… — Это не был голос отца!
— Сумасшедшая… ее надо остерегаться…
Нет, это совсем не сон! Затаив дыхание, я напряженно вслушивалась.
— Страдает кошмарами… бредит… Никогда не придет в себя, никогда не вылечится… Ей становится все хуже, хуже…
Голос раздавался совсем близко, почти над ухом. В комнате кто-то был!
— Ты скоро покончишь с собой, как твой отец…
Охваченная ужасом, я пыталась узнать говорившего, но тщетно, голос был очень тихим, незнакомым и, главное, бесполым.
— Самоубийство, только самоубийство. Это единственный выход… Твое положение безнадежно. Твой разум помрачен…
Я слышала уже два разных голоса! Один тише, приглушеннее, другой — более решительный. Тут они оба разом замолкли, и раздался зловещий негромкий смешок.
Я пыталась закричать, но крик застрял в горле. Тело отказывалось повиноваться. В комнате повисла мертвая тишина. Если бы это были люди, они бы выдали себя — шорохом, дыханием. Но я не различала ни звука! Значит, это призраки. Бесплотные и невидимые, встающие по ночам из гибельного болота…
Я по-прежнему лежала совершенно неподвижно, словно парализованная. Одеяло и подушка намокли от пота. Дрожащей рукой я нажала кнопку ночника, но свет не зажегся. И в тот же миг прямо над головой снова раздался смех.
Преодолев ужас и отвращение, я спрыгнула с постели и изо всех сил дернула дверную ручку. Она долго не поддавалась, наконец, дверь распахнулась, и я буквально вывалилась в коридор с криком:
— Помогите!
За ближайшей дверью зажегся свет. На пороге стояла Мэри, близоруко щурясь и пытаясь попасть в рукава накинутого халата.
— Что случилось? — испуганно спросила она.
— Там… у меня в комнате… кто-то есть.
Это прозвучало совсем глупо, и я умолкла, жадно хватая ртом воздух.
