крупным шрифтом.
Здесь я сделаю небольшое отступление и, забегая вперед, передам по возможности точно впечатления одного из очевидцев. В том корабле, который сразу стал знаменит, потому что пассажиры — и те, кто видел, и кто танцевал или пел и ничего не видел, — еще целый год развлекали своих знакомых «потрясающими рассказами», в том самом корабле «ЗМ-78» летел мой приятель Олег Спириков, лунный физик, которого я то и дело встречал на космодроме. Олег лишен опасного воображения и потому не способен приврать или дорисовать увиденное несуществующими деталями. Хотя я услышал его рассказ позднее, когда уже многое знал, все равно он взволновал меня. И я уверен в полной его правдивости.
«Я сидел на прогулочной палубе и читал книгу. Не знаю, зачем я сюда забрел, во всяком случае, не любоваться звездами. Наверно, я теперь навсегда испорченный человек — не могу торчать в помещении. Мне надо, чтоб над головой была бесконечная дыра, кое-где утыканная сгустками материи, тогда я спокоен. И все же столик, лампа, кресло, какой-то приятный уголок — все было здорово. Уют, комфорт, постоянная гравитация — на Луне этого не найдешь; там и книгу-то читать не хочется: не ощущаешь ее веса на ладони. Ну, словом, я чувствовал себя бродягой-студентом, у которого впереди длинные каникулы. Помню, заметил краем глаза Сириус, подмигнул ему и сказал: «Здорово, песья звезда. Раз ты мне светишь, значит, у меня каникулы».
И вот то ли кто крикнул, то ли еще что, но поднимаю я голову и вижу сквозь прозрачный потолок такую картину. Идеально четкий строй каких-то круглых штуковин, причем чуть смазанных, значит, они летят, и самая последняя, самая большая — прямо перед носом корабля. Ты знаешь, Март, я насмотрелся много всякой чертовщины в космосе, но тут мне и в голову не пришло, что это такое. Единственное, что вспомнил, это твое лицо, когда ты носился в гравилете вокруг облака. Вспомнил и непроизвольно ухватился за кресло: эге, думаю, сейчас мы туда нырнем. Смешная мысль, особенно в корабле, когда знаешь, что впереди нет ничего — ни ледышки, ни камешка, ни пылинки — верно?.. Я схватил кинокамеру — она всегда болтается на боку — и стал снимать. Тоже, в сущности, автоматическая привычка, но что поделаешь: рассказам о галлюцинациях никто не верит, а кадры — это уже документ. Что творилось на палубе, этого я ничего не видел — снимал, пока картинка не исчезла.
Сначала все молчат. Молчат и смотрят. Понимают, что случилось нечто серьезное. Ну, а потом — кто во что горазд: бегут с палубы и на палубу, спорят, считают, сколько их было, этих шаров. А какая разница — сколько? Главное, что они появились ни с того ни с сего и пропали. Мистика? Обман зрения? Межзвездное телевидение? Ничего не понимаю. Ладно, подождем, что будет дальше.
А дальше, минут через десять, новая картинка, как бы схема. Опять архигигантских размеров, трудно даже сказать — каких, масштаб ведь не определишь. Но я уже наготове: снимаю по частям.
Две звезды: одна — белая, обычная, другая — еле видный карлик. И вокруг карлика — спираль из тех же шаров, что были показаны раньше. Тут уж меня осенило: гравитационные звездолеты! Стартуют из космоса, делают оборот вокруг карлика навстречу его вращению и, словно столкнувшись с упругой сеткой, улетают с колоссальной скоростью.
Ну, ты понимаешь, какое это произвело впечатление. Нам был преподан урок могущества. Вернее, даже не нам, а тому, для кого предназначалась данная информация. А кто это — пока было неизвестно. И вот такое чувство… Я ощущал себя этакой маленькой козявочкой, божьей коровкой, которая только что выучилась читать и — на тебе! — получает телеграмму с буквами в полнеба.
Снова затемнение, и после перерыва — третья серия. Почти та же ситуация — «мертвая петля» машин, только теперь вокруг других звезд, и одна из них, малюсенький такой, самый последний шарик, после оборота вокруг звезды летит совсем по другой орбите, чем остальные. Я еще тогда подумал: вот так, по воле слепого случая, попало облако в нашу захолустную Солнечную систему и состоялся первый контакт между галактической и слаборазвитой цивилизациями.
…Было однажды со мной, Март, такое происшествие. Я делал контрольный облет Луны в одноместной ракете. Ну, вывел на орбиту, выключил двигатель, думаю: пусть летит потихоньку, приборы трудятся сами по себе, а я отдохну. На всякий случай включил экран обзора.
Что такое? Ничего не понимаю. Чернота, звезды и странные полосы. Весь космос перед моей ракетой застроен какими-то мостами. Объемные металлические конструкции, хитроумно так переплетены, даже земное напряжение в них чувствуется. Для порядка я, конечно, запечатлел их на пленке. Щелкаю, щелкаю, но еще не понимаю, что это такое. Потом вижу, что зря щелкаю — аппарат не заряжен. Стал искать кассеты и вместо них нахожу в кармане одну металлическую штуку.
«Осел! — говорю я себе. — Ты совершил две ошибки, поспешив со взлетом. Первая: ты не надел щиток на объектив камеры, и теперь солнечные лучи нарисовали на твоем экране такую загадочную картинку, которую ты ни за что в жизни не отгадал бы, не попадись тебе в этот момент щиток. А вторая следствие первой: раз не зарядил аппарат и вместо кассеты взял щиток, то теперь не сможешь засвидетельствовать свое открытие или хотя бы убедить своих товарищей в наличии инопланетных существ, строящих в космосе мосты…»
Вот так-то, Март. Представь, что я, человек пунктуальный, повторно допустил грубую ошибку: на четвертую, финальную, сцену у меня не хватило пленки. А она как раз и была разгадкой всей передачи. Или скажем так: загадкой. На этот раз на темном фоне были два изображения. Взрыв звезды красивая, яростная вспышка в центре и сияющий ореол, сквозь который видны другие, спокойные звезды. И отдельно — планета. Крупным планом. Все, как положено: атмосфера, свечение, облачный покров, — но это не Земля, голову даю на отсечение. Я смотрел внимательно, старался запомнить, сфотографировать зрачками. И, кажется, запомнил. Вижу и теперь с закрытыми глазами. Но что это — не знаю.
Ясно одно: какая-то загадочная причина гонит строй гравитационных машин в космосе. Что они такое — разведывательные аппараты, экспедиционная сила, грузовые корабли или пассажирские звездолеты — ничего сейчас не скажешь. Они — четкий строй идеально круглых шаров, девятьсот с лишним машин, стартующих от одной звездной системы к другой, к очень далекой, может, на другом краю Галактики или еще дальше, они — девятьсот с лишним машин, умеющих скользить мимо звезд с такой же легкостью, как мы катаемся на лыжах с гор. Девятьсот с лишним. Минус одна. Минус один шар.
А та планета — их дом, который испарился после взрыва звезды? Новая гавань, к которой они летят? Что угодно, только не наша Земля. И оно, облако, которому были адресованы четыре послания, прекрасно это знает. Так зачем оно здесь застряло? Почему не догоняет свой строй? Может, оно, потеряв скорость, попало в гравитационную ловушку Земли и не знает, как выбраться из этого колодца?»
Так говорил мой товарищ Олег Спириков, человек реалистичный, начисто лишенный воображения. И хотя он говорил это потом, после доклада Бригова, я верил каждому его слову.
Мы с Каричкой были не в космическом корабле, а в обычном гравиплане и видели не гигантские картины на фоне черной космической пустоты, а всего лишь газетные фотографии, сделанные Олегом или кем-то из его попутчиков, но мы волновались не меньше, чем пассажиры, стоявшие на смотровой палубе знаменитого «ЗМ-78». И в эти минуты достаточно было суховатых фраз докладчика, чтобы понять значимость сигналов уходящих машин — сигналов, которые случайно поймали антенны. Четыре снимка свидетельствовали, что цивилизация, породившая облако, обогнала нас в своем развитии на целую ступень.
Приняло ли облако сигналы? Наверно. Установки зарегистрировали, что в те часы облако ушло в
