мотогонщики, оттолкнувшись от трамплина, перелетают через встречные машины, орут, воют, улюлюкают: «Эдди!.. Эдди!.. Э-ди-ди-и!»
Полиция штрафовала и разгоняла компанию. Парни ненадолго затихали — усовершенствовали в нашем гараже автомобиль или придумывали новые трюки. Меня предупредили в управлении, что при первом же дорожном происшествии будет начато официальное дело.
Я провел с сыном серьезный разговор.
— Аварии не будет, — сказал Эдди. — Каждый, кто допустит промашку, отчисляется. Такой уговор.
— Он может быть отчислен навсегда.
— Может.
— Но зачем вам это?
— Понимаешь, отец, не могу примириться с тем, что я инвалид. Я живой человек, привык к скоростной жизни… Впрочем, ты не сумеешь влезть в мою шкуру.
— Скидывай — влезу.
— Поздно. Моя чересчур дырявая.
— Но ведь какого-нибудь интеллигента может хватить удар, когда вы летите над ним… Он подумает, что уже на том свете…
Эдди рассмеялся:
— Уверяю тебя, наша эквилибристика пугает меньше, чем повышение цен, угрозы политиканов и твое телевидение.
— Не заходи далеко, Эдди, — предупредил я.
— Я сказал: аварии не будет, — упрямо повторил сын, и глаза его стали грустными. — Как выяснилось, отец, жизнь дорогая штука. Иногда стоит больше миллиона.
Я положил ладонь на его горячий лоб.
— Кто как оценит, Эдди. Иногда дают всего сто тысяч.
И рассказал о человеке по имени Крафт, получившем сто тысяч за одну минуту.
Эдди как-то странно взглянул на меня.
— Просто исполнитель, — уточнил я. — Я найду истинного убийцу.
— Отец, — он вспыхнул, — Эдди, как всегда, возьмется! Убийца будет наказан!.. Поверь мне!.. У меня разболелась спина…
Он быстро укатил к себе, позвал У-у. Слоненок не заставил себя долго ждать.
Я заметил, что, оставшись один, Эдди с удовольствием окунается в детство: играет, рисует, читает сказки. Он перенес к себе фотографии и письма Марии, подшивки ее журналов, безделушки. Это был знакомый живой мир, защитная среда, безболезненное продолжение жизни…
Утром я попросил Нгоро доставить меня в ближайшую деревню, чтобы отснять детей.
Вот они — вздутые от голода животики, приплюснутые носы, беззащитный взгляд серьезных темных глаз. Они еще не научились смотреть так, как глаза вождя туарегов — в самую суть жизни, в близкое и далекое будущее. Глаза детей бесхитростны: в них трагедия засухи, парящая над деревней, жажда глотка воды и куска лепешки.
Теперь остается смонтировать эти кадры с осоловевшей от изобилия Европой.
— Сколько здесь больных детей? — спросил я Нгоро.
— Около пятидесяти.
— А взрослых?
— Примерно столько же.
— Вы сможете их разместить в больнице?
— А что?
— Узнайте, пожалуйста.
Через несколько минут чиновник сообщил, что госпиталь в столице дал согласие принять всех больных. Я указал на вертолет:
— Грузите.
Нигериец покачал головой.
Я рассердился:
— Это моя машина, черт побери! Грузите! Сначала — детей.
К вечеру вертолет сделал три рейса и захватил нас и джип с собой.
— Теперь будет здесь сад? — спросил я Нгоро.
— Теперь будет! — Нгоро сиял.
Я надел на него свою широкополую шляпу.
— Дарю на память. Без шляпы на улицу не выходи. А то обижусь.
— Подарок друга — не потеряю! — засмеялся нигериец.
У меня уже были печальные сведения от Аллена. В верхних слоях атмосферы над Сахелем он обнаружил на снимках несколько больших дыр в озоновом слое. Это значит, что жесткое ультрафиолетовое излучение Солнца сжигало постепенно все живое. Через два-три месяца искусственные дыры затянутся, но последствия могли быть роковыми. Знакомый французский журналист, связавшись со своими соотечественниками из научной экспедиции, подтвердил, что радиация в пустыне повышенная. Я обещал ему взамен сенсацию — разумеется, без ссылки на источники. Мы встретились в столице Федерации в тот же вечер.
Через несколько дней сообщение Франс Пресс из Сахеля напечатали-крупные газеты мира. Сахельское правительство попросило Францию провести исследования из космоса. Спутники подтвердили неприятную новость. Федерация Сахель обратилась с чрезвычайным запросом в ООН. Вопрос был принят к обсуждению, но это не значило, что космический пират сознается без всяких улик.
В моем репортаже была готова концовка.
— Факты еще не доказательство, — твердил мне сверху Аллен. — Надо установить систему.
— Ты слышал такое странное название: Оружие Зевса? — спросил я его.
— Слышал, но не помню — где. Жди моего вызова.
Аллен смотрел сверху на Землю мудрыми глазами ученого.
Глава двадцать вторая
— Здесь собран цвет общества, который вы развлекаете, Бари. Каждый моряк с высшим образованием, у большинства офицеров — по два. Вы видели этих людей? Молодцы? Молодцы!.. Так же, как и наш «Персей» — гордость подводного флота…
Я кивал, слушая первого помощника командира. Согласен: «Персей» — новейшая подводная лодка номер один. Стальная сигара длиной в три футбольных поля. Обошел с кормы до носа, сам промерил шагами. Высота пятиэтажного здания, есть лифты с номерами палуб. Сорок ракет. Залп их может уничтожить трижды любую страну земного шара. И единожды — целый континент… Такая вот штуковина. «Персей» — это значит: со скоростью ветра в глубинах океана.
А первый помощник продолжал:
— Заметили, господин Бари, все ребята знают вас? Им приятно, что вы на борту «Персея». Мы ведь тоже любим посидеть у телевизора… Конечно, не живые передачи… Нам кассеты присылают. Скажу свое мнение — разрешите?..
Я опять кивнул.
— Здорово вы ее разделали — Европу! Обожралась яичницей с беконом! А тут голодные дети!
— У вас есть дети, мистер…
— Да. Трое.
— Вы согласны отдавать часть заработка чужим, ну, скажем, африканским детям?
— А сколько? — спросил он.
— Совсем немного… Сколько скажет командир.
