Товарищи засели в каруцу, покрытую сверху и завешенную по сторонам коврами. Афанасьев хлопнул хворостиной по волам; вершники крикнули 'хайд!' и хлопнули залп бичами.
—
—
По неровной дороге, берегом реки Каменки и в гору, волам дозволялось идти обычным своим шагом. Светов, Лугин, Фантанов и Лезвик играли спокойно в бостон; но едва волы выбрались на отлогий скат к реке Пруту, верховые молдаване гикнули, хлопнули бичами по ребрам волов, и — волы поскакали, складной стол прыгнул с ножек, карты полетели, один из бостонистов опрокинулся на подушки, крича 'восемь в сюрах'.[4]
— Проклятые! расстроили игру!
— Какая же игра, господа, на почтовых волах! Пошел!
— Хайд! — повторили в десять голосов лихие «калараши»,[5] свистнув и хлопнув по ребрам волов арапниками.
Выпучив глаза и подняв хвосты, волы скакали; каруца, не уступавшая величиной вагону железной дороги, мчалась быстрее паровоза; верховые молдаване как сумасшедшие скакали по сторонам с криками и хлопаньем. Лезвик, не утерпев, выскочил на передок, выхватил из рук Афанасьева хворостину, гикнул — одно мгновенье каруца была уже на береговой дороге, повернула к Костешти и вскоре очутилась на пространстве Ста-Могил.
— Тут, верно, было какое-нибудь сражение? — спросил любознательный Лугин.
— Это просто обросший от времени обвал крутого берега.
— Не может быть! — сказал Лезвик.
— Отчего не может быть?
— Да так, быть не может.
— Доказательство ясно!
— Разумеется, что не может быть! — повторил утвердительно Лезвик.
Лезвик заспорил бы всех, но, к счастию, крик, хлопанье бичей, грохот и дребезг каруцы мешали спору.
С горы и по ровной дороге волы дружно несли ярмо, но едва подъехали к скалам Костештским, в гору, не тут-то было: ни волы, ни крик, ни арапники, ничто не везет. Нечего делать: послали Афанасьева в Костешти пригнать пары три свежих волов, а между тем Лугин, Фантанов, Лезвик и Светов вышли на отдельную высоту полюбоваться игрой природы.
Так называемые 'скалы Костештские' выдаются из крутого берега реки Прута и берега реки Чугура и перелетают зубчатой стеной через реку Прут, которая течет сквозь брешь, пробитую, вероятно, волнами всемирного потопа.
Лезвик уже стал спорить, что это искусственные, а не природные скалы, но пригнанные три свежих пары волов втащили на гору прежних двенадцать и каруцу. Пора было ехать, чтобы не опоздать в Костешти к обеду товарища Рацкого. Девять пар волов прибыли наконец к деревне Костешти. Тут им придали рыси, и они скоком привлекли каруцу к хате Рацкого. Все, что было у него товарищей, высыпало дивиться торжественному приезду патриархальной колесницы.
— Посмотрите, господа, — сказал Лезвик, едва только успели надорваться груди от смеху: — вот говорят, что это природные скалы!
— Ха, ха, ха! — раздалось снова.
— Похожи на природные!
— Какие же природные, господа? — сказал один «офицер-ди-императ». — Это искусственные.
— Это просто была плотина, которую прорвала вода, — сказал Леззик. — Пойдемте, посмотрите сами.
— Пойдемте, пойдемте сами! — вскричали все.
— Пойдемте.
До скал было не более двухсот шагов от квартиры Рацкого. Берегом реки подошли к гранитным воротам, сквозь которые катился сжатый Прут и где впадал Чугур. По камням пробрались на другую сторону, где был пикет казачий.
— Что, Лезвик? Искусственные скалы? Плотина?
— Разумеется. Спросите хоть у казака. Эй, казак, что это, плотина или, природные скалы?
— Чертова плотина, ваше благородие, — отвечал лихой казак.
— Все-таки моя правда, — сказал Лезвик.
— Согласны, если черт строил ее.
— По мне все равно, кто строил. Только я говорю, что искусственная, а не природная!
— Действительно, ваше благородие, черт строил, только не русский, а молдаванский, по имени 'Драку'.[6]
— Ты не был ли при этом?
— Нет, ваше благородие: это было в давние времена, при моем деде. Он вот как раз стоял на этом месте на часах и видел, как все происходило.
— А как же все это происходило?
— Долга сказка, ваше благородие, да притом же и не даровая.
— Вот тебе задаток, — сказал Светов, подавая казаку золотую монету.
— Извольте слушать, — сказал казак.
'Вот, по сю сторону Чугура было царство Болгарское, а по ту сторону жили хохлы-руснаки. У хохлатского царя была дочь Лунка-царевна, а у болгарского хана 'бритая голова, плешь засаленная' был сын Тартаул-царевич, великий богатырь и наездник. Когда пришло время выдавать прекрасную Лунку-царевну замуж, хохлатский царь послал гонцов во все царства с портретами своей дочери и просил царей и царевичей к себе на пир великий и ратоборство, кому честь, и слава, и рука царевны. Вот съехались со всех стран цари, и царевичи, и богатыри великие. Сам царь встречает, есаулы гостей под руки принимают. Началось полеванье. Всех победил угорский королевич.
— Ну, — говорит, — богатыри и витязи, с кем еще копья померять, силы изведать? Или нет больше ни храброго, ни удалого?
— Есть еще один! — крикнул богатырским голосом витязь 'светлая броня, ничьим копьем не оцарапана'. — Не нужно, — говорит, — ворот отворять, моему коню высокий тын не помеха.
Глядь, уж стоит посреди поля. Разъехались добрые молодцы, тупым концом позабавились. Не успели глазом моргнуть, а угорский королевич лежит на земле. Повели витязя в палаты под руки, встречают его с кубками заздравными, подносит царевна венец ему, просит снять шлем богатырский. Снял витязь шлем, а под шлемом шлык:[7] так все и ахнули.
— Нет, — говорит царь хохлатский:- не пойдет моя дочь замуж за бритую голову!
— Царь-государь, — сказал витязь: — не в хохле дело, а дело в том, полюбит ли меня прекрасная дщерь твоя; если любит, то я, изволь, отрощу хохол до пяты.
Царевна сладко очи потупила. А царь сказал:
— Ну, будь по-твоему, будь ты мне зять нареченный; проси у твоего родителя благословенья.
Поехал Тартаул к своему родителю просить благословенья жениться на единородной дщери царя хохлатского.
— Как? — говорит хан 'бритая голова, плешь засаленная'. — Чтоб ты женился на хохлачке, на бараньей голове?
Молил, молил Тартаул отца своего — ничто не берет.
— Ну, — говорит Тартаул: — если не позволяешь, так уж быть беде! Струсил хан: любил он сына.
— Хорошо, — сказал, — согласен. Только пусть дает в приданое за дочерью море.
Поехал Тартаул к возлюбленной невесте и говорит царю: так и так.
— Помилуй, твой отец с ума сошел! У меня и моря нет в целом царстве. Земли сколько хочешь!
— Хитер у меня отец! — сказал Тартаул. — Что делать? Есть, говорят, чародей Чугур; поеду, посоветуюсь с ним: у него есть на все отводы.
