гвозде, — большой старинный ключ, весь проржавевший, на просмоленной бечевке.
После некоторых усилий им удалось вставить ключ в замок. Все это время Рейчел гнала от себя страх. Здесь никого нет, ни машины, ни света, ни каких-либо звуков, ничего, думала она. Ключ, хотя и проржавел, повернулся легко. Дверь распахнулась. Рейчел попыталась включить фонарь, но у нее ничего не получилось. Высечь из него хоть искру не удалось и Гейлу.
— Жаль, я не курю, а то были бы спички, — удрученно посетовал Гейл. — Никогда об этом не сожалел, но сейчас это бы пригодилось.
— Спички и свеча должны быть на кухонном шкафу. Стой здесь, а я пойду найду их. Я знаю, где они лежат. — Вытянув вперед руки, напрягая в темноте зрение и прислушиваясь, Рейчел сделала шаг от двери и остановилась. Звук, заставивший ее замереть, был таким привычным, успокаивающим: тишину дома нарушало тиканье часов.
Рейчел стояла не двигаясь и слушала. Она хорошо помнила эти дешевые старые часы. Они стояли на кухонном шкафу и всегда спешили на пять минут в сутки. Она повернула голову и испуганно сказала:
— Гейл, часы… тикают.
Из темноты позади донесся его смех:
— Но им так и положено.
Рейчел судорожно вздохнула:
— Но их уже месяц не заводили. А завода хватает на восемь дней. Космоу не был здесь с конца сентября. Он сам вчера говорил. А часы идут.
— Но, дорогая, здесь мог побывать кто угодно. Давай ищи спички.
Он хотел пройти вперед, но Рейчел схватила его за руку:
— Подожди! Гейл, пожалуйста, подожди. Мне все это не нравится. Без света я не пойду. А в машине есть спички?
— Нет. Есть еще один фонарик, совсем маленький. Держу его на всякий случай. Сходить за ним? Правда, машина далековато.
Рейчел заколебалась. Снова ощупью пробираться к машине, спотыкаться на каждом шагу, когда спички лежат в двух метрах отсюда, было как-то глупо.
— Не надо, — неуверенно сказала она и еще на полшага продвинулась вперед.
Ее внезапно охватила паника, здравый смысл ей изменил. Теперь ею владел только извечный страх перед ловушкой, западней, пропастью, ямой, опасностью, притаившейся в темноте. Она отступила назад.
— Я без света не пойду. Что-то не так…
Гейл засмеялся:
— Если что-то и не так — это сырость. Пахнет, как внутри колодца.
Рейчел вдруг все поняла.
— Стой и не двигайся. Обещай, что не тронешься с места.
— Зачем?
— Обещай, Гейл… пожалуйста, пообещай.
— Ну, если ты так хочешь, обещаю.
Рейчел отпустила его руку и ощупью по краю комнаты стала продвигаться сначала к раковине, потом к двери кладовой, потом к шкафу, все время держась левой рукой за стену, а правую вытянув перед собой.
Она приблизилась к шкафу, нащупала спички и зажгла одну. Огонек вспыхнул и погас, но она успела увидеть бронзовый подсвечник с наполовину обгоревшей свечой. Стоя спиной к двери, зажгла еще одну спичку и поднесла ее к фитильку свечи. Он вспыхнул, замигал и почти погас. Но воск уже успел подтаять, и пламя выровнялось. Рейчел обернулась, подняла свечу. И увидела то, чего сейчас боялась больше всего. В центре комнаты зиял огромный открытый колодец. Сделай она еще шаг в темноте, она бы полетела прямо в черную смертоносную пасть — в колодец, вырытый пять или шесть веков назад. Все мысли Рейчел были поглощены колодцем.
Высоко поднятая свеча казалась продолжением ее напряженно вытянутой руки. Рейчел и Гейл молча смотрели друг на друга. Потом Гейл осторожно обогнул колодец, подошел, взял у Рейчел из рук подсвечник, поставил его на шкаф и крепко ее обнял.
Они стояли, слившись воедино, не произнося ни слова, едва дыша, потому что смерть была рядом.
Гейл поцеловал ее. Его влажные от слез щеки глубоко тронули Рейчел. Ее собственные глаза были сухи, хотя опасность грозила ей, а не ему. Она представила, что было бы с ним, сделай она тогда еще один шаг. Сердце Рейчел сжалось. Колодец поглотил бы ее крик… А потом снизу, далеко, послышался бы всплеск…
Рейчел стала утешать Гейла, как утешают ребенка, проснувшегося от страха. Сбивчивые слова вызвали у нее слезы на глазах и прилив нежности в сердце. Гейл крепко сжимал ее в объятиях, осушая поцелуями слезы. Казалось, их соединяет настоящий брачный обет: «Клянусь любить и заботиться о тебе, пока смерть не разлучит нас».
Свеча осветила комнату, открытую дверь, ступеньки, еловый стол, придвинутый к стене, и прислоненную к нему отсыревшую крышку колодца.
Гейл подошел к ней, потрогал, оглянулся через плечо.
— Колодец всегда держали открытым?
— Никогда, — ответила Рейчел.
На память ей пришла строка стиха, который она хорошо знала, но сейчас помнила только его начало: «И вырыли они колодец…» В голове крутилась и крутилась эта фраза. «И вырыли они колодец… И вырыли они колодец…» Но конец стиха Рейчел так и не вспомнила.
Гейл снова вернулся к ней.
— Рейчел, что это может означать?
— Не знаю, — ответила она, но это была неправда. Ответ был в тех словах, которые не выходили у нее из головы: «И вырыли они колодец…»
Глава 36
Они стояли рядом, не касаясь друг друга. Свеча на кухонном шкафу позади отбрасывала через колодец их т которые неподвижно лежали на шероховатых кирпичных стенах и влажных каменных ступенях черного хода.
— О чем ты думаешь? — спросил наконец Гейл. — Скажи мне.
Рейчел повернулась к нему и странным ровным голосом сказала:
— Кто-то завел часы и открыл колодец… — Она показала на часы. — На них половина пятого. Они спешат на пять минут в сутки. Сколько сейчас времени?
Они оба взглянули на его наручные часы. Стрелки показывали двадцать пять минут пятого.
— Выходит, часы завели вчера, — сказал Гейл.
— Да.
— И человек, который завел часы, открыл колодец. Зачем?
Рейчел ничего не смогла ответить.
— Но часы — для меня загадка, — продолжал Гейл. — Допустим, крышка была поднята с определенной целью, о которой нетрудно догадаться, но зачем тот человек завел часы?
Рейчел похолодела до самых пят.
Она знала только одного человека, который не мог пройти мимо любых часов. Если вчера сюда приезжал Космоу, он просто не мог не завести часы, как не мог не дышать. Но Космоу не был здесь с конца сентября. Так он сказал вчера.
Но кто-то здесь побывал.
Кто-то завел часы.
И тот, кто завел их, поднял крышку колодца.
«И вырыли они колодец…»
Рейчел медленно повернулась и взглянула на Гейла. Ее поразила страшная мысль, губы пересохли.
— Каролина! — вымолвила она, не в силах продолжать дальше. Но глаза, полные боли, докончили фразу: «Неужели она приехала раньше нас и мы опоздали?»
