для покоренных колоний! Бремя англосаксов – не грабеж, не расправа, не высокомерие, а покорение низших рас для их собственного блага! Подростком Уайт вступил в ку-клукс-клан, но вскоре понял, что нынешние «балахонщики» – лишь бутафорская пародия на былых линчевателей.
Благодаря протекции дяди – ветерана Вьетконга он поступил в «коммандос» армейской разведки. Так началась жизнь солдата удачи, наемника, профессионала. Он проявил невиданные организаторские способности и был замечен в ЦРУ…
Эмпирически, то есть на личном опыте, мистер Уайт понял, что у белых и черных кровь одного цвета – красного. После этого открытия Пол Уайт несколько модифицировал свои закоснелые взгляды. Теперь он сражался за более узкую этническую прослойку. Не за белых вообще, а только за англосаксов. Когда же дядя-ветеран поведал племяннику семейный генеологический секрет, признавшись, что в их роду была-таки еврейка на четвертинку, мировоззрение Уайта парадоксально развернулось к истокам.
Сперва ошарашенный новостью Пол превратился в антисемита, потом снова стал расистом, затем опять переметнулся в радетеля англосаксонской цивилизации, империи, у которой много врагов – таких же империй, но других, не англосаксонских… При этом Уайт отчетливо понимал, что истинный англосакс не должен бояться остаться в полном англосаксонском одиночестве. Он не только против всех, но и сам за себя… До этого интеллектуального тупика пока было далеко. Пока было кого ссорить, можно было оставаться в мире с самим собой…
Закрытие тюрьмы в Гуантанамо президентом Обамой мистер Уайт воспринял как личное оскорбление. Блестящий организатор банановых переворотов, на протяжении десяти лет стравливавший нигерийские племена и колумбийские картели, был уверен, что Штаты проявили слабость. Так же считали еще несколько влиятельных сенаторов-республиканцев, лоббирующих кубинских «гусанос» и античавистов, но главное – на той же платформе стояли кураторы Уайта из ЦРУ. И тогда план Уайта всплыл и ему присвоили таинственную литеру «Л», стилизованную под английский фунт…
Таким образом в один прекрасный момент «героическое прошлое» мистера Уайта разогнало облака в его на первый взгляд непроглядном будущем ровно так, как все это время заставляло закрывать глаза на его политические взгляды и его провалы в настоящем.
К слову, свои очевидные провалы Уайт умел представить уловками, а свой англосаксонский гонор выдавал за американский патриотизм, не забывая при этом постоянно и в открытую восхищаться самой большой по территории мировой империей, коей была в свое время Великобритания. «Канувшая в лету Держава никогда не заигрывала с туземцами и не пыталась ассимилировать варваров», – не уставал повторять Уайт.
Символично, что спустя какое-то время его вызвали в Вирджинию, чтобы срочно отправить из графства Фэрфакс в Лондон. Нет, не в конкурирующую разведку МИ-6. В Лондоне обитали друзья поважнее…
Провожая, мистера Уайта предупредили, что теперь он в полном распоряжении джентльменов, которые соблаговолили назначить ему аудиенцию в одном из клубов неподалеку от Сент-Джеймсского дворца. Перед своим докладом, который уже вызвал неподдельный интерес этих джентльменов настолько, что они поспешили перевести первый транш на его реализацию, мистеру Уайту предписывалось соблюсти ряд пустяковых формальностей. Эти англичане и дня не могут провести без своих чопорных традиций!
Уайт был согласен на все, хоть отчасти и удивился, что в Лондон из Вашингтона ему придется доставить одного «очень опасного негодяя», египетского члена Аль-Каиды, доселе пребывавшего в пожизненном заключении на базе Гуантанамо…
Он долетел до лондонского Хитроу первым классом, взглянув на подопечного арестанта только дважды за весь перелет. Свою беспечность Пол Уайт оправдывал неприятием обидного статуса конвоира, отводя себе роль птицы более высокого полета.
Итак, он прибыл в Лондон без багажа, если не считать навязанного в дорогу бородатого египтянина с грустными глазами и кобуры со штатным оружием, проверенным в деле «смит-вессеном». Цэрэушная ксива со значком Лэнгли беспрепятственно провела его сквозь таможенные препоны и полицейский кордон. Однако его никто не встречал, что Уайту не понравилось больше связанного наручниками араба.
На улице он не увидел ничего и никого, кроме горбатых кебов со смуглыми водителями. Он оглянулся по сторонам. Никого заслуживающего внимания рядом. Тогда он усадил свою обузу в кеб, устроился рядом с ним и приказал шоферу-сомалийцу следовать на Сент-Джеймс-стрит.
…Телефонный звонок разбудил Уайта на шумной Пиккадилли-серкус. В мини-кебе он пребывал в беспамятстве и в абсолютном одиночестве. В кебе не было ни араба-террориста, ни чернокожего водителя. Зато вокруг несуразной статуи ангелочка, больше похожего на Эроса, шныряли нищие в спальных мешках и пропахшие собачьим дерьмом растаманы с дредами. Уайт опустил стекла, чтобы лишний раз убедиться в промозглости лондонской погоды и нагромождении неприятных запахов на местных улицах. Голова раскалывалась от отключившего его «сонного газа» и с трудом переваривала акцент надменного англичанина, хоть он и говорил отрывисто и с расстановкой:
– Напоминаю, мистер Уайт, вы должны прибыть по указанному адресу ровно в час дня. Вас примут джентльмены. Вы должны быть одеты в костюм темно-синего цвета. Не имеет значения, где вы его приобретете. Это лишь не должен быть универмаг «Херродс». И не забудьте доставить вверенного вам египтянина…
Всю жизнь Уайт решал головоломки. Упоминание универмага Херродс, того самого, что входит в империю египетского миллионера Мухаммеда аль-Файеда, отца Доди, любовника Дианы, показательно, наверняка молитвами Королевы, попавшего вместе с принцессой в автокатастрофу, не было случайным. Египтянин… Именно это слово было ключевым. Он потерял живой груз. Возможно, не без помощи пресловутых джентльменов. Они его проверяли. Будь неладны эти английские снобы, любители Конан Дойля, которые, похоже, умирают со скуки, раз уговорили его кураторов на одиночный конвой «опасного террориста».
Мистер Уайт пересел за руль, боднув мимоходом просящего милостыню гавайца со словами:
– Ты не похож на египтянина!
Они хотели египтянина? Они его получат! Египтянина и темно-синий костюм… Придется обзавестись и тем и другим на блошином рынке. Один его приятель в Лэнгли, который не раз командировался у союзников, утверждал, что в Лондоне все можно найти на Портобелло-роуд…
Мультибрендовый бутик неподалеку от блошиного рынка и секонд-хендов привлек внимание Пола Уайта не столько греющимися в витрине белыми кошками, сколько стоящим на входе человеком-сэндвичем. Лицо этого человека, рекламирующего своим одеянием ближайший паб, определенно подходило по типажу.
Вообще-то этот бедолага по имени Мустафа прибыл в Англию не из Египта, а из Мумбая, где с трудом сводил концы с концами. В Лондон парень добрался в мешке с листьями цейлонского чая с десятью такими же голодранцами из мусульманского анклава, которым в Индии не светило ничего, кроме унижения и вероломных погромов от шиваистов-язычников. В соседнем мешке в порт приехала и его верная супруга Индира. Она любила парня. Он никогда не сдавался и никогда не унывал. Он использовал любую возможность подработать и верил, что найдет высокооплачиваемую должность. Ведь он умел читать.
Первые дни они ночевали прямо в доке, а потом устроились в университетском общежитии в районе Блумсбери. Везунчик Мустафа уже по истечении первой недели нелегальной иммиграции наткнулся на «доброго самаритянина» – пакистанца, который предложил ему стоять сэндвичем у входа в паб за фунт в час и объедки с ресторана. Когда Мустафа вернулся с работы в общежитие, Индира устроила пир для беженцев. Мустафа впервые за долгое время скитаний почувствовал себя мужчиной. Его жена улыбалась. Друзья высказывали уважение.
Англия встретила их широкими объятиями. Сегодня перед сном он читал Индире стихи какого-то Байрона, чей пыльный томик Мустафа нашел на забытой полке. Он умел читать, ее любимый. Но даже он не знал, что нищий лорд, автор похождений Чайльд Гарольда, не очень-то жаловал распростертые объятия своей родины, умевшей забыть свои восторги ради своих же сплетен. И всякий раз, сбегая от предрассудков света, поэт пускался в странствия, не желая расставлять свои руки в ответ. Может, он думал, что с расставленными в объятиях руками его легче будет распять…
Из магазина мистер Уайт вышел в темно-синем костюме с фальшивой биркой «Пол Смит». Подозвав индуса к себе, он всучил в его немытую ладонь десять фунтов и попросил об одолжении еще на четвертак. Надо было разыграть кое-кого в офисе в районе Сейнт-Джеймс. Работа не пыльная – зайти в особняк, выкрикнуть фразу: «Я вместо него!» – и отправиться восвояси. Актеришке за такой незамысловатый
