переходит на их сторону.
Он представляется. Это бесполый муравей № 103683 летней кладки. Большой блестящий череп, длинные мандибулы, глаз почти не видно, лапки короткие. Это сильный союзник, к тому же еще и энтузиаст от рождения. Самка № 56 должна даже немного охладить его пыл.
Она объявляет ему, что в самом Племени есть шпионы, может быть, наемники, продавшиеся карликам. Они мешают белоканцам выяснить тайну секретного оружия.
Их легко узнать по характерному запаху скальных камней. Действовать надо быстро. Вы можете рассчитывать на меня.
Они распределяют зоны влияния. № 327 отправится попытаться убедить кормилиц солярия. Они в основном достаточно наивны.
№ 103683 соберет солдат. Если он сумеет собрать легион, это будет великолепно.
Я могу также расспросить разведчиков, собрать другие сведения о секретном оружии карликов.
Что же касается № 56, то она пойдет в грибницы и хлева, в поисках стратегической поддержки.
Встреча здесь же в 23 градуса тепла.
На этот раз по телевизору показывали передачу «Культуры мира», репортаж о традициях Японии:
«Японцы, островной народ, в течение веков привыкли жить в изоляции. Мир для них разделен надвое: японцы и все остальные, иностранцы с необъяснимыми обычаями, варвары, именуемые гайдзинами. У японцев всегда было очень обостренное национальное чувство. Например, если японец уезжает жить в Европу, он автоматически исключается из группы. Если он возвращается всего год спустя, то его родители, его семья не признают его больше своим. Жить среди гайдзинов – значит проникнуться «чужим» духом, самому стать гайдзином. Даже друзья детства будут обращаться с ним, как с туристом».
На экране проплывали храмы и священные места Шинто. Бесстрастный голос продолжал:
«Их понятия о жизни и смерти отличаются от наших. Для них смерть человека не имеет особого значения. Они тревожатся только тогда, когда исчезает производящая ячейка. Чтобы привыкнуть к мысли о смерти, японцы создали культ борьбы. Даже малышей-первоклашек обучают в школе восточным единоборствам».
Два воина в одежде древних самураев возникли в центре экрана. Их торсы были закрыты черными выпуклыми щитами, головы увенчаны овальными касками, с двумя длинными перьями возле ушей. Испустив воинственный клич, воины бросились друг к другу и стали сражаться на длинных саблях.
Новый кадр: человек, сидящий на корточках, держит двумя руками короткий меч и упирается им себе в живот.
«Ритуальное самоубийство, 'сеппуку', также является одной из особенностей японской культуры. Нам, конечно, трудно понять…»
– Телевизор, все время телевизор! Он отупляет! Он забивает наши головы одинаковыми картинками. И показывают они к тому же какой-то бред. Вам еще не надоело? – воскликнул Джонатан, вернувшийся несколько часов назад.
– Оставь. Это его успокаивает. После смерти собаки ему приходится несладко… – механически сказала Люси.
Джонатан взял сына за подбородок.
– Ну что, толстяк, плохи дела.
– Тихо, не мешай.
– Ух ты! Как он стал с нами разговаривать!
– Не с нами, а с тобой, – уточнила Люси. – Ты не больно-то часто его видишь, вот и не удивляйся, что он с тобой холодноват.
– Эй, Николя, а ты сделал четыре треугольника из спичек?
– Нет, это мне не катит. Я телик смотрю.
– Ну, если это тебе не катит…
Джонатан с решительным видом начал манипулировать валявшимися на столе спичками.
– Обидно. Это… развивает.
Николя не слышал, все его мысли заняты передачей о Японии. Джонатан вышел из его комнаты.
– Что ты делаешь? – спросила Люси.
– Ты же видишь, я собираюсь. Я возвращаюсь туда.
– Что? О нет!
– У меня нет выбора
– Джонатан, теперь скажи мне, что там внизу тебя так приворожило? Я ведь, в конце концов, твоя жена.
Джонатан ничего не ответил. Глаза его бегали, губы по-прежнему дергались в некрасивой гримасе. Устав с ним бороться, Люси вздохнула:
– Ты убил крыс?
– Когда я там, они держатся на расстоянии. А иначе я достану вот это.
Джонатан потряс большим кухонным ножом, который до этого долго затачивал. Взяв в другую руку галогенный фонарь, он направился к двери в подвал. За спиной у него был рюкзак с большим запасом провизии и его инструментами слесаря-взломщика. Едва слышно Джонатан бросил:
– До свидания, Николя. До свидания, Люси.
Люси не знала, что делать. Она схватила мужа за руку.
– Ты не можешь вот так вот взять и уйти! Ты должен поговорить со мной!
– Люси, я тебя умоляю!
– Ну как с тобой разговаривать, чтобы ты понял? С тех пор как ты стал спускаться в этот проклятый подвал, ты сам не свой. У нас денег в обрез, а ты накупил целую кучу инструментов и книг про муравьев.
– Я интересуюсь слесарным делом и муравьями. Это мое право.
– Нет, это не твое право. Ты должен кормить сына и жену. И если все пособие уходит на покупку книг про муравьев, я…
– Ты подашь на развод? – закончил за жену Джонатан.
Люси подавленно отбросила его руку.
– Нет.
Он взял ее за плечи. Его губы снова передернулись.
– Доверься мне. Мне нужно дойти до конца. Я не сошел с ума.
– Ты не сошел с ума? Да ты посмотри на себя! Краше в гроб кладут, можно подумать, что тебя по- прежнему лихорадит.
– Мое тело стареет, голова – молодеет.
– Джонатан! Скажи мне, что происходит внизу!
– Нечто потрясающее. Надо спускаться все ниже, все ниже и ниже, если хочешь однажды подняться… Ты знаешь, это как в бассейне, достигаешь дна и отталкиваешься, чтобы всплыть.
И он зашелся в безумном хохоте, который еще секунд тридцать зловещими раскатами гремел на винтовой лестнице.
Плюс тридцать пятый этаж. Тонкое покрывало из веточек создает эффект витража. Солнечные лучи сверкают, проходя сквозь этот фильтр, потом звездным дождем падают на землю. Мы в солярии Города, на «заводе» по производству граждан Бел-о-кана Здесь стоит страшная жара. Тридцать восемь градусов. Так и должно быть, солярий полностью развернут на юг, чтобы как можно дольше получать тепло белой звезды. Иногда, когда веточки начинают служить катализатором, температура поднимается до пятидесяти градусов!
Движутся сотни лапок. Самая многочисленная каста здесь – это кормилицы. Они складывают яйца, снесенные Матерью. Двадцать четыре кучки составляют штабель, двенадцать штабелей – ряд. Насколько хватает взгляда, ряды уходят вдаль. Когда солнце прячется за облаком, кормилицы перемещают кучки яиц. Надо, чтобы самые маленькие были всегда хорошо обогреты. «Влажное тепло – для яиц, сухое тепло – для коконов» – вот старый мирмесеянский рецепт по выращиванию здоровых малышей.
Слева находятся рабочие, отвечающие за температуру. Они собирают выделяющие тепло комочки
