учеников. Рауль сделал «раулит», прозрачный зеленый камень, похожий на изумруд, Эдмонд – «эдмонит», белый жемчужный камень с розовыми отблесками, Мэрилин выработала «монроит», желто-золотистый камень, похожий на пирит, а Фредци представляет «мэйерит», серебристый минерал с голубыми отблесками.
Бог кузнечного дела подходит к каждому из нас с помощью женщин-роботов, изучает каждую композицию, кивая головой, спрашивает имя и делает пометки в списке. Наконец он возвращается за бюро. Оттуда учитель объявляет, что самым красивым произведением является «сараит», созданный Сарой Бернар. Он показывает камень в форме звезды, покрытый золотыми блестками, с бледно-розовыми и желтыми отблесками. Это похоже на морского ежа, и я спрашиваю себя, как она умудрилась расположить атомы так, чтобы получилась подобная форма. Изготовить призму или вытянутый кристалл мне уже кажется удачей, тогда как звезда...
– Можете ей поаплодировать, – говорит эксперт по ювелирному делу, – сегодня она оказалась самой лучшей.
Я ничего не понимаю в геммологии, но я прекрасно вижу, что Саре Бернар удалось поместить поразительное астральное мерцание внутрь ее камня в форме звезды.
– Я всегда имела страсть к ювелирным украшениям, – признается она.
Женщина-робот водружает венок из золотых лавровых листьев на голову лауреата. Гефест прерывает нежные излияния и заявляет, что, в соответствии с правилами, один или несколько самых плохих учеников будут отчислены.
– Кристиан Пулиньян, вы провалились.
Бедняга пытался построить что-то вроде атома урана, собрав больше сотни электронов вокруг орбиты ядра. В результате появилась очень неустойчивая молекула. В ней так много электронов и она так неуравновешена, что могла бы стать топливом для атомной бомбы.
– Вы проявили себя как самый неумелый бог-ученик. Вы исключены.
Кристиан Пулиньян пытается протестовать:
– Если бы у меня было больше времени, я смог бы стабилизировать атомную структуру и... Я не понимаю, я уже почти... (Он поворачивается к нам.) Не бросайте меня одного... Разве вы не видите, что то, что происходит со мной, произойдет и с вами?
Кентавр уже вошел в класс и обхватил неуча. Никто из нас не вмешивается.
Гибрид уносит Кристиана Пулиньяна, протестов которого мы скоро уже не будем слышать. Странно, но это исчезновение меня совсем не трогает.
Рауль шепчет:
– Обратный отсчет: 140 – 1 = 139.
Гефест снова подошел к «Земле 17» и внимательно изучает ее поверхность с помощью лупы креста. Он достает окуляр, вносит молнией несколько исправлений и объявляет:
– На этой планете отныне присутствует достаточное количество минералов, чтобы ее стабилизировать.
Затем он роется в ящике под подставкой для яйца и вытаскивает из него часы Кроноса, которые все еще показывают 2222. Тогда он нажимает на кнопку, и цифры устанавливаются на отметке 0000.
– Сейчас мы видим новый мир, – заявляет бог кузнечного дела и пишет на доске: «ЗЕМЛЯ 18».
Он еще немного подогревает крестом поверхность, чтобы укрепить верхний слой, добавляет кое-где соляные слои.
У меня щемило сердце, когда я с грустью наблюдал смерть «Земли 17», исчезнувшей под наводнениями и льдами. Теперь, с рождением «Земли 18», я испытываю прилив надежды. Она похожа на шоколадный торг, теплый, только что вынутый из духовки. Хрустящий коричневый торт сферической формы.
39. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: РЕЦЕПТ ШОКОЛАДНОГО ТОРТА
40. РОЖДЕНИЕ МИРА
Соль. Съедобный минерал. Какой мощный вкус, я беру еще. Мы продолжаем наше вкусовое обучение. Я добавляю до тех пор, когда соль больше уже не пощипывает, а причиняет небу боль. Нам приносят сырые яйца, чтобы заедать ими соль. Таким образом за каждым приемом пищи мы в прямом смысле проглатываем пройденный урок.
Мы возвращаемся в Амфитеатр на празднование рождения «Земли 18».
К глухим ударам барабанов, выводящих веселую мелодию, добавляется инструмент, связанный с нашим пребыванием у Гефеста: медные колокола трубчатой формы, которые выстроены в ряд и вместе издают звуки кузницы.
Образуются пары для импровизированного танца.
Руки соединяются и образуют круг вокруг «Земли 18», которая находится в центре арены, как на троне. Планета, кажется, подрагивает в ритм музыки всеми своими новенькими коричневыми континентами.
Я жду прихода Афродиты, но никого из главных богов сегодня нет, чтобы нам не мешать. Все происходит так, как будто они решили оставить нас веселиться одних с нашим новым миром. Рауль предлагает воспользоваться этим, чтобы незаметно ускользнуть и иметь больше времени для сооружения нового плавательного средства.
– Можно мне пойти с вами? – низким голосом спрашивает Эдит Пиаф.
– Вообще-то, нас уже...
– Мы всегда тебе рады, – прерывает меня Фредди Мейер в тот момент, когда я хотел избавиться от общества певицы.
Наша группа теонавтов вместе с Эдит Пиаф и Матой Хари удаляется и углубляется в туннель под восточной стеной. Через несколько минут мы вылезаем из него в голубом лесу и направляемся к потоку.
Мы поняли, что плот не защитит нас от сирен. Эдмонд Уэллс и Фредди Мейер делают план настоящего судна. Для большей устойчивости мы нагружаем его балластом из тяжелых камней. В полной тишине мы продолжаем связывать тростники. Эдит Пиаф затягивает узлы. Мэрилин и я готовим длинные ветки, чтобы отталкивать сирен. Фредди в стороне готовит что-то, что он прячет в большом мешке.
Медленно наступают сумерки. Светлячки освещают нас. Птица-лира и косоглазый грифон присоединяются к нам, чтобы чем-нибудь помочь. Но вот и более неожиданный посетитель. Украдкой появляется ребенок-сатир, который хватает Мэрилин за ляжку. Она отталкивает его, но он цепляется за ее тогу. Когда ей удается от него избавиться, он бросается к Эдит Пиаф, которая его тут же отгоняет. Тогда он начинает приставать к нам всем по очереди, как будто хочет показать что-то очень важное.
– Что ему нужно? – спрашивает Рауль.
Сатир тут же прекращает свои фокусы и отчетливо произносит:
– Что ему нужно. Что ему нужно. Что ему нужно.
Мы ошеломленно поворачиваемся к нему.
– Ты можешь говорить?
