несколько девственниц, только начинающих отчетливо пахнуть гормонами. ОН подходит к ним и видит, что одна из самок рожает. Стая растет на глазах. Едва покинув тело матери, малыш становится на четвереньки. Самка перегрызает пуповину зубами, дает младенцу грудь и решает, что этого отпрыска она не сразу пустит на землю, она уже потеряла нескольких детей по невнимательности.
ОН продолжает наблюдать за стаей, собравшейся вокруг останков гиены. Дальше стоит группа детей, а еще дальше – группа стариков.
И наконец, ОН сам. Когда ОН думает о себе, то называет себя просто «я». ОН видел однажды свое отражение в луже.
Ничего особенного.
12. ИСИДОР КАТЦЕНБЕРГ
Лукреция встретилась с коллегами в «Эльзасском кафе». Можно сказать, что эти журналисты из раздутых штатов редакции «Современного обозревателя» стали ее «бандой». Стоя у стойки бара, они обсуждают последние новости из жизни редакции.
– Заведующий литературной рубрикой опубликовал роман и, чтобы получить хоть один положительный отклик, сам написал про него статью, а подписался псевдонимом, – объявил Флоран Пеллегрини.
Взрыв хохота. Журналисты заказали еще по кружке пива и сели за столик.
Лукреция села рядом с Франком Готье. Официант в длинном синем фартуке принес несколько дымящихся блюд с горячими закусками: белыми колбасками, франкфуртскими сосисками, свиными ножками в сухарях, бужениной с кислой капустой.
– Ну и как прошла твоя встреча с Исидором Катценбергом? – спросил Готье.
Девушка тряхнула длинной рыжей шевелюрой.
– Спасибо, неплохо. Но, думаю, я все-таки буду вести расследование сама. Я вчера опять была на месте преступления и видела кое-что интересное. Там появился таинственный посетитель в обезьяньей маске и с канистрой бензина. Он хотел спалить там все. Нестандартное поведение для серийного убийцы, как вам кажется?
– Ты его схватила?
– Убежал из-под носа. И бежал быстро. Жаль! Клянусь, я бы заставила его разговориться!
Рассказ Лукреции не произвел сильного впечатления на любителей кислой капусты. На их лицах появилось сомнение. Флоран Пеллегрини с набитым ртом высказал общее мнение:
– Ну-у, Тенардье все равно не даст опубликовать этот сюжет. Без Катценберга у тебя нет никаких шансов.
Франк Готье согласился.
– Давай признавайся, у тебя с толстым увальнем ничего не вышло. Ведь мы над тобой подшутили. Хотели охладить твой пыл. Катценберг все равно тебя послал бы. Он такой. Никого больше видеть не желает.
Лукреция застыла с поднятой вилкой и нахмурила брови.
– Так кто он, этот тип?
– Катценберг? Полный псих, – отрезал Готье.
Флоран Пеллегрини смотрел сквозь пивную кружку так, словно это был хрустальный шар.
– Нет, он, может быть, немножко тронулся под конец, но я его хорошо знал, и могу утверждать, что когда-то это был один из самых великих журналистов Парижа.
Он подождал, пока официант сменит тарелки, и продолжил:
– Я знал его тогда, когда он не был ни лысым, ни жирным и вел далеко не отшельнический образ жизни. Он работал в полиции, в центре судебно-медицинской экспертизы. Он был специалистом по микроанализу: волосы, подозрительные пятна, различные отпечатки. Рассказывали, что по одному волоску он мог определить пол, возраст, уровень стресса, пережитого его владельцем, и был ли тот наркоманом. Для Исидора это было игрой – отгадывание загадок. Но его несколько обижало отношение к результатам его экспертиз во время судебных процессов. Судьи и присяжные редко обращали на них внимание. И он переквалифицировался в журналиста, освещающего события в научном мире. Тут его знания помогали ему писать статьи, захватывающие, как детективы. Это было что-то новенькое – журналист, делавший выводы после того, как он лично посетил место происшествия, а не черпающий информацию из сухих и скупых официальных сообщений. Читатели узнавали его стиль, и он быстро завоевал себе громкое имя в мире прессы. Отсюда и пошло его прозвище – Научный Шерлок Холмс.
– Он просто хорошо делал свое дело, – отрезал Кевин Абитболь, вытирая жирные губы несвежей салфеткой. – Проблема в том, что большинство журналистов обленились до того, что вообще перестали чем-либо интересоваться. Им так все надоело, что они лишь повторяют то, что где-то слышали и в тысячный раз переписывают одни и те же статьи, составленные по одному шаблону.
Флоран Пеллегрини не обратил внимания на то, что его перебили.
– Исидора Катценберга надо было назначить заведующим научной рубрикой вместо Готье. Верно, Франк?
Тот нахмурился.
– Да-а, быть может. Я не виноват, что с ним случилась такая неприятность.
– Какая неприятность? – спросила Лукреция.
– Он ехал в метро, когда там взорвалась газовая бомба, начиненная динамитом и ржавыми гвоздями. Террористический акт. Его защитила спинка сиденья, но был час пик, и многие погибли. Он ползал в дыму среди разорванных в клочья трупов, пытаясь помочь раненым.
Сидящие за столом примолкли на минуту, но потом продолжили бодро уписывать сосиски и свиные ножки. Пеллегрини продолжал:
– После взрыва он неделю просидел дома, не мылся, не ел, почти не спал. А потом решил вооружиться, найти убийц и казнить их одного за другим. В конце концов он выяснил, что дело связано со сложной дипломатической историей и что Франция продает оружие стране, ответственной за террористический акт. Делать было нечего. И он замкнулся в себе. Стал толстеть, меньше писать, а потом купил водонапорную башню, заперся в ней и окончательно отгородился от мира.
– В башне из слоновой кости, – добавил Кевин Абитболь.
– В могиле, – уточнил Готье.
Официант принес пиво, и все стали жадно пить, словно для того, чтобы лучше переварить странную историю. Лукреция тоже сделала большой глоток.
– Ведь была еще и книга, – сказал Флоран Пеллегрини.
– Какая книга? – спросила стажерка.
– Какой-то странный роман. В нем, под прикрытием незамысловатого детективного сюжета, проповедовалось активное непротивление злу. Он читал его и перечитывал, пока не добрался до спрятанной в тексте сути. Это стало для Исидора настоящим откровением. Он решил, что отныне его личным врагом становится насилие вообще, а не террористы в частности.
– Он снова начал писать, но его статьи стали слишком резкими, – заметил Готье.
– Исидор Катценберг в одиночку выступал против всего насилия в мире: против террористов, мучителей детей, палачей… И так резко, что это не мог напечатать уже ни «Современный обозреватель», ни любой другой журнал.
– Противник агрессии был слишком агрессивен, – уточнил Кевин Абитболь. – Есть границы и в обличении зла. Посольства подавали жалобы, Министерство иностранных дел потребовало его увольнения. Катценберга уволили, и он навсегда удалился в свою водонапорную башню.
– Однако он по-прежнему очень популярен у читателей, которые его не забыли, а также у дирекции «Современного обозревателя», где у него еще сохранились сторонники. Поэтому нельзя сказать, что мы тебя обманули, Лукреция, – заявил Флоран Пеллегрини.
Все вздохнули и утешились новым блюдом солонины.
13. ПИР
Все погружают руки в груду парного мяса.
Недостаток гиены в том, что она воняет. Запах у нее едкий и прогорклый. Некоторые ее части пахнут так плохо, что во время еды приходится затыкать нос.
Вкус, надо сказать, соответствует запаху. Те, кто никогда не пробовал мясо гиены, с трудом могут его
