Если честно, то я думал, что как раз она и родит следующую ипостась нашего раввина-хореографа. Кстати, после целой кучи обсуждений мы заранее окрестили нашего ребенка Фредерик Марсель Пэнсон. Между собой мы его называли Фредди-младший.
Я присутствовал при родах. Вообще, это здорово! Поцелуй, объятие — и через девять месяцев наша любовь превратилась в жаждущий внимания крошечный розовый комочек весом три килограмма двести граммов. Никогда не был я так глубоко тронут. Даже Континент Мертвых был ничто перед этим чудом, таким простым и повторявшимся миллиард миллиардов раз: рождением новой жизни.
Еще несколько дней назад нас было двое. Теперь нас трое. Существует ли в мире что-либо более волшебное? Посмотреть со стороны, так и танатонавтика, и моя карма просто пустяки. Важен только он — наш Фредди-младший.
242. Полицейское досье
Считаем, что допущен грубейший недосмотр. То, что танатонавтике было разрешено развиваться, было ошибкой. В настоящее время регистрируем свыше десяти вылетов в час. Техника становится все более надежной. Херувимы, серафимы, ангелы и демоны жалуются на постоянные помехи в работе.
Не надо преувеличивать. Танатонавтика, как известно, имеет давнюю историю. Тысячелетнюю традицию. Мы всегда давали пропуска тем, кто знал, как к нам войти. Пока нет оснований менять заведенный порядок.
243. Философия даосизма
Вся жизнь — словно один сон. Не подобает оплакивать смерть, потому что это только лишь смена формы. Зачем сожалеть о жилище, в котором прожил всего один день?
244. Младший
Мы ждали целый год, перед тем как провести над Фредди-младшим опыт с привлечением личных вещей Фредди-старшего.
В Тибете имеется определенная техника распознания реинкарнаций. Впрочем, у некоторых африканских племен существует своя методика. Там мертвому отрубают фалангу пальца, чтобы так пометить младенца, который тоже родится без этой же самой фаланги. Нам лично более приемлемым показался тибетский подход.
Мы с Розой и Амандиной устроились на коленках перед младенцем, который, упершись всеми четырьмя лапами в ковер, разглядывал часы, авторучки и медальоны, словно они были любопытными и необычными игрушками. Мы ведь всегда старались прятать от него такие предметы, боясь, что он их поломает или вообще, чего доброго, проглотит.
Малыш поначалу заинтересовался часами и принялся размахивать ими с радостным видом, после чего умудрился разбить пару моих собственных (полностью оправдав попутно мои предыдущие опасения), а затем любовно ухватился за те, что принадлежали нашему раввину.
Мы были уже готовы броситься друг другу в объятия. Фредди Мейер вернулся на землю в образе нашего сына! Роза утихомирила всеобщую радость.
— Давайте не будем преждевременно восторгаться, — прошептала она, пока чадо продолжало бороться с ворохом разнообразных предметов, вываленных на ковер.
Нет никакого сомнения, в этот миг я был полностью убежден, что мы нашли настоящего Фредди Мейера. Впрочем, может быть, это он нас засек с того света, когда выбирал родителей. Очень, очень разумно поступил наш мудрец. Он отлично знал, что мы его признаем! Короче, я был совершенно уверен: у Фредди Мейера и Фредерика Марселя Пэнсона одна и та же карма.
Со всеми знаниями, что этот младенец уже носил в себе, мы сэкономим столько времени!
— Когда он чуть подрастет, я его запишу в кружок танцев и хореографии, — восторженно оповестила нас Амандина.
— А еще он будет ходить в талмудическую школу, — закончил я за всех. — Плюс к тому, если мы расскажем Фредди-младшему о жизни Фредди-старшего, это будет ему такой трамплин для прыжка через цикл реинкарнаций!
— Он сразу сможет воспользоваться шестьюдесятью годами опыта. Он станет первым человеком, помнящим о двух жизнях сразу!
Роза не прятала в себе грандиозных амбиций в отношении нашего гениального ребенка.
— В двадцать лет он уже будет великим мудрецом. А что, если вот так и получаются Моцарты? Он просто был реинкарнацией другого поразительного музыканта, а родители это сразу же поняли.
Пьянея от счастья, мы наперебой рассказывали друг другу о его замечательном будущем.
Мы уже позабыли о самом ребенке, как вдруг Фредди-младший словно окатил нас ледяным душем. Он бросил авторучку Фредди-старшего и потянулся к более привлекательному ярко-оранжевому фломастеру.
Затаив дыхание, мы следили за ним. Он швырнул часы и медальон Фредди в стенку и схватил голубую одноразовую зажигалку и плитку шоколада в золотой обертке. Ну это уже никуда не годится. Мы уставились на своего сына, будто он был незнакомцем. Продолжением какого-то типа, которого мы и в глаза-то не видели!
Роза попыталась утешить нас и саму себя, уверяя, что этот человек все равно должен быть кем-то хорошим, раз он приземлился в таком славном доме, как наш.
И все же, увы, это не был Фредди, и ребенок внезапно показался нам… как сказать?.. совершенно посторонним. Нас обманули. Подсунули обычного ребенка, очередной кинокадр кармической ленты, которую до сих пор никто не смотрел. Отпечаток еще одной жизни не святого, а просто человека.
Нам казалось, что мы усыновили сироту из Кореи или что нам подменили товар.
Нет, какой подлый трюк! Между тем малютка сам себе разрешил съесть шоколад и размазал его по всей мордочке. Роза подхватила его на руки и с отвращением понесла мыть.
Вечером, лежа в кровати, мы закатили друг другу скандал. Роза упрекала меня, что я слишком поторопился назвать младенца Фредди. Теперь он будет вечно таскать за собой на цепи чугунное ядро той жизни, которая ему не принадлежит!
С внезапной злостью, которой я сам от себя не ожидал, я возразил, что виновата она сама. Ведь в своем животе она соорудила эту «машину». Не в моем. Опыта у нее нет, вот и получился такой ребенок! Она в бешенстве отшвырнула одеяло и объявила, что всегда была уверена, что шансы и так были один на миллиард. «Один шанс на миллиард найти настоящего Фредди… Что же ты мне раньше не сказала?» — огорчился я.
Она все еще была в расстроенных чувствах, но в то же время нельзя забывать, что это наш ребенок, рожденный от ее генов и моих. Почему бы позднее из этого не выйти чему-нибудь хорошему?
