— Откуда ж у меня деньги? — заволновался Феликс.
— Кто говорит о деньгах? Здоровье — вот твой капитал!
И началась адская бухгалтерия.
Чтобы скостить срок, Феликс стал испытывать на себе лекарства, выявляя их побочные эффекты, прежде чем эти препараты будут разрешены к употреблению.
С тех пор как под давлением «зеленых» эксперименты на животных были запрещены, приходилось испытывать новые препараты на заключенных.
Феликс зачел себе три года, испытав сердечный дефибриллятор, наградивший его аритмией и бессонницей. Раствор для полоскания зубов со слишком высокой концентрацией фтора испортил ему печень (пять лет зачета). После едкого мыла слезла кожа с суставов (три года). Сверхактивный аспирин вызвал язву желудка (два года). На редкость крепкий лосьон уничтожил половину волос на голове (четыре года). Феликс Кербоз так к этому привык, что даже удивлялся, если некоторые препараты оказывались безвредными!
Когда в тюрьме случился мятеж, он с кулаками встал на сторону охраны (два года зачета). Он сдал администрации торговцев наркотиками, которые безжалостной рукой правили заключенными (три года зачета ценой ненависти со стороны тех, кто страдал от ломки).
— Феликс, ты чего это все время на полусогнутых?
— Отвали. Че хочу, то и делаю. Задумка одна есть. Я отсюда выйду, понял?
— Ну-ну. Жри дальше свою химию, и тебя вынесут вперед ногами.
Каждую субботу Феликс сдавал кровь (неделя зачета за четверть литра). По четвергам выкуривал десять пачек папирос без фильтра по заказу министерства здравоохранения, изучавшего вредные свойства табака (день зачета за пачку). По понедельникам и вторникам проходил испытания в сурдокамере. В белой, совершенно изолированной от внешнего шума комнате он проводил целый день без движения, еды и питья. Вечером приходили люди в белых халатах и выясняли, в какой момент испытуемый потерял сознание.
Так, ценой все новых страданий, Феликсу удалось сократить срок до ста сорока восьми лет. У него осталась только одна работающая почка. Какой-то противовоспалительный препарат сделал его глухим на левое ухо. Он постоянно щурился из-за контактных линз, таких мягких и липких, что их оказалось невозможно снять. Но он не терял надежды и верил, что однажды выйдет на свободу.
Когда начальник тюрьмы рассказал ему о проекте «Парадиз», сулившем двадцать восемь лет зачета, Феликсу даже в голову не пришло потребовать более полной информации. Никто и никогда не делал ему раньше такого замечательного подарка.
Разумеется, в тюрьме ходили слухи, что уже около сотни заключенных сгинули в подвале, где ставили эксперименты, но Феликсу было наплевать. После всего, что ему пришлось испытать, Феликс был уверен в своей счастливой звезде. Другим просто не повезло, вот и все! На нет и суда нет, а за двадцать восемь лет зачета потребуется попотеть, уж будьте покойны!
Он поудобнее устроился в кресле, поерзал, привыкая к электродам, и плотнее подоткнул термоодеяло.
— Готов?
— К вашим услугам, — ответил Кербоз.
— Готов.
— Готова!
Ни молитвы, ни скрещенных пальцев. Феликсу было достаточно куска жевательного табака за щекой. Он ни черта не смыслит в этой научной фигне, и ему вообще на все наплевать. Лучше думать о награде, которая ждет впереди. Двадцать восемь лет зачета!
Как ему и было велено, он стал медленно считать:
— Шесть… пять… четыре… три… два… один… пуск.
И невозмутимо нажал на выключатель.
61. Мифология индейцев Чиппева
Индейцы племени чиппева, которые живут в штате Висконсин рядом с озером Верхнее, считают, что после смерти жизнь продолжается точно так же, как и раньше. Это один и тот же повторяющийся фильм, без цели, морали или смысла.
62. Полицейское досье
В настоящее время Рауль Разорбак вместе с группой ученых проводит эксперименты со смертью. Число жертв уже превысило сто человек. Требуется ли немедленное вмешательство?
Нет. Пока нет.
63. Новая попытка
Мы с Раулем и Амандиной использовали привычную, отработанную методику посткоматозного пробуждения. Но я уже сомневался в том, что у нас что-то получится. Один только Рауль внимательно смотрел на тело танатонавта и повторял как заклинание: «Проснись, прошу тебя, проснись».
Мы делали все, что полагается, безнадежно просматривая электрокардиограммы и энцефалограммы.
— Проснись, проснись! — заклинал Рауль.
Громкий вопль вывел меня из ступора.
— Палец! Он пошевелил пальцем! — закричал Рауль. — Отойдите от него! Он шевелится!
Я не хотел поддаваться иллюзиям, но все-таки отступил назад.
Внезапно пискнул электрокардиограф. Один раз. Потом еще один и еще, и наконец уверенно зазвучало:
Тело, сидевшее в кресле, пошевелило пальцами. Дернулось плечо, вся рука ожила. Только бы он остался в здравом уме! Впрочем, теперь я всегда держал в кармане халата небольшую резиновую дубинку.
Задрожали ресницы. Глаза приоткрылись. Рот исказился в гримасе, которая постепенно превратилась в улыбку.
Наш подопытный не был похож ни на «овощ», ни на психа.
Он здоров и телом, и духом. Танатонавт вернулся на танатодром в целости и сохранности!
— Ур-а-а-а-а! Получилось! Получилось! — вопил Рауль.
Ангар сотрясался от радостных криков. Мы втроем обнимались как ненормальные.
Разумеется, первым опомнился Рауль.
— Ну? Как это было? — требовательно спросил он, склонившись над Феликсом.
Мы замерли, жадно ловя первое слово нашего необыкновенного путешественника. Каким бы ни было это слово, оно войдет в учебники истории, ведь оно будет произнесено тем, кто первым вернулся из страны
