– Между прочим, – спросил один из приятелей лорда Генсифера, – какая именно из группировок старментеров взяла на себя ответственность за этот налет?
– Они даже и не пытались делать из этого тайны, – ответил Акади. – Мы привлекли к себе особое внимание Загмондо Бандольо – Загмондо-Неистового, столь же подлого и коварного, как и любой другой из главарей пиратов.
Глиннесу это имя было знакомо. Гвардия уже давно охотилась за Загмондо Бандольо.
– Бандольо – страшный человек. Ему неведомо милосердие.
– Говорят, что старментером он стал ради забавы, – заметил Акади. – Говорят также, что в Скоплении он скрывается под добрым десятком фальшивых обличий и что мог бы жить вечно с тех богатств, которые добыл.
В кают-компании воцарилось тягостное молчание. Вот оно, зло такого вселенского масштаба, что при мысли о нем невозможно не ужаснуться.
– В нашей префектуре завелся лазутчик, – сказал Глиннес, – кто-то, у кого настолько близкие отношения со всеми здешними аристократами, что ему известен истинный уровень богатства каждого из них.
– С подобным утверждением нельзя не согласиться, – произнес Акади.
– Кто же это мог быть? – как бы размышляя вслух, произнес лорд Генсифер. – Кто же это мог быть?
Все присутствующие глубоко призадумались над этим вопросом, и у каждого сложились свои собственные соображения на сей счет.
Глава 16
«Танхинары», победив «Карпаунов», оказали себе медвежью услугу. Поскольку Загмондо Бандольо и его старментеры забрали все средства, которыми они располагали, команда осталась без озола за душой, а из- за того, что команда в последней встрече продемонстрировала истинные свои возможности, Перинда оказался не в состоянии организовать для нее тысячеозоловые или двухтысячеозоловые встречи. А для того, чтобы вызвать на поединок какую-нибудь десятитысячеозоловую команту, у «Танхинар» просто не было обязательной в таких случаях крупной суммы залога.
Через неделю после игры с «Карпаунами» игроки команды собрались на острове Рабендари и Перинда объяснил печальное состояние дел.
– Я нашел только три команды, пожелавшие встретиться с нами, но ни одна из них не хочет рисковать своей шейлой за сумму, меньшую десяти тысяч озолов. И второй вопрос: у нас нет шейлы. Дьюссана, похоже, привлекла к себе внимание некоего лорда, что, естественно, тешит его самолюбие. Теперь ни она, ни Тамми не хотят подвергнуть ее драгоценную кожу риску выставления на всеобщее обозрение.
– Значит, – воскликнул Лючо, – для Дьюссаны любовь к хассэйду никогда не была на первом плане!
– Естественно, нет, – произнес Уорхаунд. – Она ведь треванка. Кто-нибудь из вас видел играющего в хассэйд тревана? Насколько мне известно, она первая шейла – треванка.
– Треване играют в свои собственные игры, – сказал Гилвег.
– Такие, как «Ножи и Глотки», – предположил Глиннес.
– Или «Триллы и Разбойники».
– Или «Мерлинг, мерлинг, кому труп?»
– И «Ну-ка, отыщи запрятанное!»
– Шейлу мы всегда найдем, – сказал Перинда. – Наша главная проблема – деньги.
– Я бы внес свои личные пять тысяч озолов, если бы был уверен в том, что удастся им вернуть, – сказал Глиннес.
– И я каким-нибудь образом наскребу тысчонку, – отозвался Уорхаунд.
– Итого – шесть тысяч, – сказал Перинда. – Я внесу – правильнее будет сказать – сумею одолжить тысячу у отца… Кто еще? Кто еще? Чего там стесняться, несчастные грязедавы, волоките свои богатства.
Двумя неделями позже «Танхинары» сыграли с «Островитянами Южного Океана» на огромном стадионе Океанского Острова. Разыгрывался приз в двадцать пять тысяч озолов, из которых пятнадцать тысяч ставила на кон каждая из команд, а десять тысяч выделила администрация стадиона. Новой шейлой у «Танхинар» была Сэчрисс Симоно, девушка из Фэл-Лэл-Маунтин – прелестная, наивная девушка, которой, однако, недоставало всего лишь такого неуловимого качества, как «сашей». Имелись также определенные сомнения в отношении ее целомудрия, однако никому не захотелось поднять шум из-за этого.
– Пусть каждый из нас проведет с ней одну ночь, – проворчал как-то Уорхаунд, – и получит ответ на этот вопрос ко всеобщему нашему удовлетворению.
Какою бы не была причина, но «Танхинары» играли вяло и совершили массу грубейших ошибок. «Островитяне» одержали легкую победу в трех геймах. Невинная – так во всяком случае считалось – плоть Сэчрисс была представлена во всех подробностях на суд тридцати пяти тысяч зрителей, а в своем кошельке Глиннес теперь обнаружил всего три или четыре сотни озолов. Удручен он был этим до такой степени, что все чувства его притупились, и в таком вот состоянии он вернулся на Рабендари и, плюхнувшись в одно из старинных плетеных кресел, весь вечер глядел с тоской на остров Эмбл. В какой идиотский хаос превратил он свою жизнь! «Танхинары» – разорены, опозорены и вот-вот разбегутся, кто куда. Остров Эмбл – теперь от него еще более далек, чем когда-либо. Дьюссана, девушка, поработившая неожиданно для него самого все его мысли и чувства, обратила свои честолюбивые взоры на аристократию, и Глиннес, такой раньше к ней равнодушный, теперь был вне себя от одной только мысли о том, что Дьюссана может оказаться в постели другого мужчины.
Через два дня после злополучной игры с «Островитянами» Глиннес отправился на пароме в Уэлген поискать покупателя отличных мускатных яблок, выращенных на Рабендари. Договорившись по быстрому о продаже двадцати мешков, он заглянул перекусить в небольшой ресторанчик, половина которого находилась прямо на открытом воздухе, а вторая половина – в беседке, образованной ветвями фульжерии. Взяв себе кувшин пива и хлеба с сыром, он устроился поудобнее и стал глазеть на снующий по своим делам
