— Увы! И это тоже верно.
— Так не пора ли проститься с надеждами?
Уж теперь-то она все поняла, думал я; сейчас ей все стало ясно, и она сама скажет, что надеяться действительно не на что. Но я ошибся. Меня ожидало разочарование. Она сказала уверенно:
— Франция воспрянет. Вот увидишь.
— Воспрянет? Да ведь англичане наседают со всех сторон.
— Она сбросит англичан и растопчет их. — Это было сказано с воодушевлением.
— Без солдат?
— Они соберутся на зов барабанов. Соберутся и пойдут!
— Куда? В отступление, как привыкли?
— Нет, вперед — только вперед! Вот увидишь.
— А наш нищий король?
— Он взойдет на свой трон и будет царствовать
— От твоих слов прямо голова кружится. Мне самому хотелось бы верить, что, скажем, лет через тридцать мы сбросим английское иго и Франция вновь станет суверенным королевством.
— Для этого не понадобится и двух лет.
— Возможно ли? Кто же свершит эти чудеса?
— Господь.
Она благоговейно понизила голос, но он прозвучал ясно и звонко.
Откуда взялись у нее эти странные мысли? Этот вопрос занимал меня несколько дней. Конечно, я прежде всего подумал, что она повредилась в уме. Как можно было иначе толковать ее слова? Постоянная печаль о бедствиях родины помрачила ее ясный ум и заполонила его призрачными видениями — вот откуда у нее все это.
Я стал наблюдать за ней, проверяя свои подозрения, но они не подтвердились. Взор ее был ясен, поведение спокойно, речь разумна; как и прежде, это была самая ясная голова во всей деревне. Она по- прежнему думала о других, заботилась о других и приносила себя в жертву ради других. Она по-прежнему ходила за больными, помогала бедным, всегда готова была отдать страннику свою постель, а сама лечь на полу. Тут была какая-то тайна, но ключ к ней надо было искать не в безумии. Это скоро стало мне ясно.
Наконец ключ сам попал ко мне в руки, и вот как это случилось. То, что я расскажу, известно теперь всему свету, но вам еще не приходилось слышать об этом от очевидца.
Однажды — это было 15 мая 1428 года — я спустился с холма на опушку дубовой рощи и хотел уже выйти на травянистую поляну, где рос Волшебный Бук, но, выглянув из-за деревьев, отступил назад и притаился в листве. Я увидел Жанну и захотел шутки ради напугать ее. Не думал я, что моя глупая ребяческая шалость переплетется с событиями, увековеченными в истории и в песнях народа.
День был облачный, и вся поляна вокруг дерева была в густой тени. Жанна сидела на толстых, узловатых корнях бука, которые образовали подобие кресла. Руки ее были сложены на коленях, голова склонена, и вся ее поза выражала глубокую задумчивость; казалось, она унеслась куда-то далеко.
Вдруг я увидел нечто необычайное: по траве к дереву медленно скользило белое сияние. Оно имело очертания исполинской крылатой фигуры, и белизна его была непохожа ни на какую другую белизну, известную нам, разве только на белый блеск молнии; но даже молния не могла равняться с ним яркостью; на молнию можно смотреть, а этот свет был так ослепителен, что на глазах у меня выступили слезы. Я обнажил голову, понимая, что нахожусь в присутствии чего-то неземного; У меня захватило дух от благоговейного ужаса.
Тут случилось еще одно чудо: в лесу до этого стояла тишина, какая наступает с приближением грозовой тучи, когда все живое пугливо смолкает. А сейчас птичий хор вдруг залился такими ликующими трелями, что было ясно: он поет хвалу божеству.
При первых звуках этого хора Жанна бросилась на колени, склонила голову и сложила руки на груди. А между тем ей сияние еще не могло быть видно. Как же она узнала о нем? по пению птиц? Так мне показалось. Значит, видение являлось ей уже не впервые? Да, очевидно это было так.
Сияние медленно приблизилось к Жанне, достигло ее и окружило несказанным великолепием. В этом неземном блеске лицо ее, прежде прекрасное лишь земною красотой, чудесно преобразилось. Озаренное дивным сиянием, ее грубое крестьянское платье стало подобно облачению небесных ангелов, как мы видим их в воображении и в снах, на ступенях Божьего престола.
Вот она поднялась с колен и стояла, все еще склонив голову и сплетя пальцы опущенных рук; вся пронизанная дивным светом, но, как видно, не сознавая этого, она к чему-то прислушивалась; а я ничего не слышал. Немного спустя она подняла голову, словно глядя в лицо кому-то исполинского роста, с мольбой воздела руки и заговорила. Я услышал, как она сказала:
— Ведь я так еще молода! Как мне оставить мать и родимый дом и идти на такое великое дело? Сумею ли я говорить с воинами и стать их соратником? Они будут оскорблять и презирать меня. Как я поведу войско в бой? Ведь я девушка, неискушенная в науке войны; я не владею оружием, не умею сесть на коня… Но если такова воля Божья…
Голос ее прервался рыданиями, и я ничего больше не расслышал. Тут я очнулся. Я понял, что нечаянно подглядел великое таинство, и решил, что меня постигнет за это Божья кара. В испуге я углубился дальше в лес. Там я сделал на дереве зарубку, говоря себе, что это скорее всего только сон. Я решил прийти снова, когда наверняка буду знать, что не сплю, и если зарубка окажется там — значит, это был не сон.
Глава VII. Жанна объявляет о своей великой миссии
Кто-то окликнул меня по имени. Это был голос Жанны. Я вздрогнул: откуда могла она знать, что я здесь? «Все это сон, — повторил я себе, — и голос, и видение. Все это проделки лесовичков». Чтобы отогнать чары, я перекрестился и произнес имя Божье. Против этого не могли устоять никакие чары, и теперь уж я знал, что не сплю. Тут меня снова окликнули; я вышел на поляну, и передо мной действительно была Жанна, но совсем не такая, какою она только что привиделась мне. Она не плакала и была во всем похожа на веселую и беззаботную девочку, какую мы знали полтора года назад. К ней вернулся прежний огонь и воодушевление, во всем ее облике сквозила какая-то восторженность. Казалось, она уходила от нас куда-то далеко, а теперь возвратилась. Я так обрадовался этому, что хотел скорее созвать всех, чтобы все ее приветствовали. В волнении я бросился к ней и сказал:
— О Жанна, я тебе расскажу диковинную вещь! Ты и вообразить не можешь… Я видел сон, — я видел, что ты стоишь на этом самом месте…
Но она остановила меня движением руки:
— Это тебе не приснилось.
Я был поражен и вновь ощутил страх.
— Не приснилось? — повторил я. — Откуда ты это знаешь, Жанна?
— Вот сейчас — ты спишь или нет?
— Нет, сейчас, кажется, не сплю.
— Не спишь, я знаю наверное, что не спишь. Ты и тогда не спал. И зарубку на дереве ты сделал наяву, а не во сне.
Я почувствовал, что холодею от ужаса; теперь я убедился, что не спал и действительно видел нечто неземное. И тут я сообразил, что попираю грешными ногами священную землю — землю, которую только что осеняло небесное сияние. Я поспешно отступил, содрогаясь всем телом. Жанна последовала за мной, говоря:
— Не бойся; бояться нечего. Пойдем со мной. Мы сядем возле источника, и я открою тебе мою тайну.
Она уже приготовилась начать, но я остановил ее:
— Нет, ты сперва скажи вот что: ведь ты не могла видеть меня в лесу, как же ты узнала, что я сделал зарубку?
