груди своего маленького невинного палача. Солдаты, офицеры, освобожденные узники — все на мгновение словно оцепенели, потрясенные неслыханной трагедией. Душераздирающая сцена сжала им сердце — они плакали, не стыдясь своих слез. Несколько минут длилось глубокое благоговейное молчание, затем офицер отряда неуверенно шагнул вперед, коснулся плеча осужденного и мягко сказал:
– Мне очень тяжело, сэр, поверьте, но долг мне повелевает.
– Повелевает что? — спросила Абби.
– Я обязан увести его отсюда. Всей душой моей сожалею.
– Но куда увести, куда?
– В другое... господи, помоги мне! — в другое помещение.
– И никуда вы его не уведете. Моя мама больна, и я заберу папу домой. — Она высвободилась из объятий отца, вскарабкалась к нему на спину, обвила руками его шею. — Я готова, папа, поехали!
– Бедная моя девочка, я не могу. Я должен идти туда, куда мне приказано.
Абби соскочила на пол, огляделась с недоумением. Потом подбежала к офицеру, стала перед ним, негодующе топнула ногой и воскликнула:
– Я же сказала, что моя мама больна, разве вы не слышали? Отпустите его, сейчас же отпустите!
– Несчастный ребенок... Бог свидетель, я отпустил бы, если бы мог... Смирно! Стройся! Ружья на плечо!
Словно вихрь Абби вылетела из комнаты и в следующее мгновенье уже тащила за руку лорд– протектора. При виде этого человека, внушающего всем страх и трепет, присутствующие подтянулись, офицеры отдали честь, солдаты салютовали оружием.
– Да остановите же их, сэр! Моя мама больна, ей нужно видеть папу, я им об этом уже сказала, а они даже не слушают и хотят увести его отсюда.
Генерал стоял как громом пораженный.
– Твоего папу, дитя? Этот твой папа?
– Ну конечно мой папа, он всегда был моим папой. Разве бы я дала кому–нибудь другому красивый красный кружок? Конечно только папе, ведь я его так люблю!
Страшное душевное смятенье отразилось на лице лорд–протектора. Он сказал:
– Помоги мне, боже правый! Силою сатанинской хитрости совершил я самый жестокий поступок, когда–либо совершенный человеком. И уже ничем не могу я помочь, ничем! Что делать мне?
Огорченная девочка воскликнула в нетерпении:
– Но ведь вы можете приказать им отпустить папу! — Она зарыдала. — Ну велите же им! Сами вы мне сказали, что я могу приказывать, и вот в первый же раз вы не слушаетесь.
Суровое, грубо высеченное лицо озарилось нежностью. Лорд–протектор опустил руку на голову маленького тирана и сказал:
– Благодарение всевышнему за то, что я дал тогда это необдуманное обещание. И тебя, несравненное дитя, которому сам господь внушил напомнить мне об этом забытом мною обещании, — благодарю! Офицер, повинуйтесь ей. Это я приказываю вам устами этого ребенка. Узник помилован, освободите его!
ДВЕ МАЛЕНЬКИЕ ИСТОРИИ
Рассказ первый:
О ЧЕЛОВЕКЕ, У КОТОРОГО БЫЛО ДЕЛО К ГЕНЕРАЛ–ДИРЕКТОРУ
Не так давно, в феврале текущего 1900 года, зашел как–то под вечер проведать меня здесь, в Лондоне, один мой приятель. Оба мы уже в том возрасте, когда люди, убивая время в досужей болтовне, склонны рассуждать не столько о приятностях жизни, сколько о ее тяготах. Вскоре мой приятель стал бранить Военное министерство. Оказалось, что у него есть друг, придумавший кое–что весьма нужное для солдат в Южной Африке, а именно — легкие, очень дешевые и прочные башмаки, которые не промокают и не расползаются от дождя. Изобретатель хотел, чтобы ими заинтересовалось правительство, но он был человек безвестный и не понимал, что высокопоставленные чиновники не обратят на его предложение никакого внимания.
Это доказывает, что он осел... такой же, как и все мы, — прервал я своего приятеля. — Продолжайте.
– Почему вы так думаете? По–моему, он говорит правду.
– По–моему, он лжет. Продолжайте.
– А я вам докажу, что он...
– Ничего вы мне не докажете. Я очень стар и очень мудр. И не надо со мной спорить. Это непочтительно и дерзко. Продолжайте!
– Что ж, прекрасно. Но вы сейчас убедитесь сама. Мое имя достаточно известно, однако даже я не смог поговорить о деле моего друга с генерал–директором Сапожно–кожевенного управления.
– Еще одна ложь. Прошу вас, продолжайте.
– Но даю вам честное слово, что я потерпел неудачу.
– О, разумеется! Это я и без вас знал. Можно было этого и не говорить.
– Тогда в чем же ложь?
– В вашем утверждении, что вы не могли обратить внимание генерал–директора на предложение вашего друга. Это ложь, потому что вы, безусловно, могли это сделать.
– Не мог, уверяю вас. За три месяца мне не удалось этого добиться.
– Еще бы! Разумеется! В этом я и не сомневался. Но вы могли сразу же его заинтересовать, если бы взялись за дело как надо. Точно так же мог это сделать сам изобретатель.
– Я и сделал как надо.
– Нет, не сделали.
– Кто вам сказал? Вы же не знаете никаких подробностей!
– Не знаю. Но я убежден, что вы взялись за дело по–дурацки.
– Да как вы можете судить, если вы не знаете, какой путь я избрал?
– По результатам. Результат — наилучшее доказательство. Вы взялись за дело по–идиотски. Я очень стар и очень му...
– Да, да, я знаю. Но, может быть, вы разрешите мне рассказать, как я действовал? Я думаю, это поможет нам установить — по–идиотски я взялся за дело или нет.
– Это уже установлено. Но продолжайте, раз уж вам так не терпится разоблачить себя. Я очень ста...
– Конечно, конечно. Итак, я написал генерал–директору Сапожно–кожевенного управления вежливое письмо и объяснил...
– Вы с ним знакомы?
– Нет.
– Одно очко в мою пользу. Начали вы преглупо. Продолжайте.
– В письме я указал на огромное значение и выгодность изобретения и предложил...
– Зайти и поговорить с ним? Я так и знал. Вы проиграли два очка. Я оч...
– Он не отвечал целых три дня.
– Еще бы! Дальше.
– Затем он прислал мне три строчки, в которых холодно благодарил за хлопоты и...
– Ничего не предлагал.
– Вот именно. Ничего не предлагал. Тогда я написал ему более подробно и...
– Три очка!
– ...и не получил ответа. В конце недели я послал еще одно письмо, где довольно резко просил ответить мне на предыдущее.
