поверят другие. Но наконец удача пришла, и с совершенно неожиданной стороны. То был один из случаев - столь частых в прошедшие века, столь редких в наши дни, - когда в дело вмешалось провидение.

Я собрался уезжать в Нью-Йорк. У ворот стояла повозка с моим чемоданом, и кучер Барни сидел на облучке, держа в руках вожжи. Было часов девять вечера, уже стемнело. Я простился с семейством, собравшимся на крыльце, и мы с Чарли залезли в повозку. Мы уселись позади кучера, на сиденье в задке повозки, которое было устроено только что, специально для нас, и не прибито к бортам, но мы - к счастью для меня - этого не знали. Чарли курил. Барни тронул лошадь кнутом. Она рванула, и мы с Чарли полетели вверх тормашками через задок повозки. В темноте огненный кончик его сигары описал в воздухе ярко- красную дугу - я ее как сейчас вижу. То была единственная различимая глазом деталь трагедии. Я ткнулся в мостовую макушкой, с минуту постоял в таком положении, а потом без чувств рухнул на мостовую. Обморок удался как нельзя лучше, если учесть, что я играл без репетиций. Мостовая была булыжная, ее в этот день чинили. Я попал головой в ямку между булыжниками. Она была засыпана чистым, свежим песком, который послужил отличным амортизатором. Булыжников я и не коснулся. Я не рассадил себе голову. Даже ушиб был не сильный. Я был совершенно невредим. Чарли здорово расшибся, но, поглощенный тревогой за меня, почти не заметил этого. Все семейство высыпало за ворота, впереди мчался Теодор Крейн с бутылкой бренди. Он влил мне в рот такую порцию, что впору было задохнуться или залаять, но не привел меня в чувство - об этом уж я позаботился. Приглушенные восклицания, исполненные жалости и сочувствия, приятно ласкали мой слух. То была одна из счастливейших минут в моей жизни. Ничто ее не омрачало - кроме сознания, что я целехонек. Я боялся, что рано или поздно это откроется и мне придется уехать. Я был такой несусветно тяжелый, что только объединенными усилиями Барни, мистер Ленгдон, Теодор и Чарли дотащили меня до дому, но все же это им удалось. И вот я водворен в гостиной. Победа! Я водворен, и теперь ничто не помешает мне какое-то время отягощать дом своим присутствием; пусть даже это будет короткое время, но все равно - здесь видна рука провидения. Меня усадили в кресло и послали за домашним врачом. Бедный старик, жаль было его тревожить, но тревожили его для дела, а я, будучи без сознания, не мог этому воспротивиться. Миссис Крейн - добрая душа, она была у меня три дня тому назад, седая, красивая и все такая же отзывчивая, - принесла склянку с какой-то огненной жидкостью, призванной облегчать боль при контузиях. Но я знал, что моя контузия на такие уловки не поддастся. Налив этой жидкости мне на голову, она стала растирать ее, гладить, массировать, а струйка свирепого снадобья стекала у меня по спине и каждый дюйм ее пути был отмечен ощущением лесного пожара. Но я был доволен. Заметив, что миссис Крейн устала, Теодор, ее муж, предложил, чтобы ее сменила Ливи. Это была удачная мысль. Если бы она не пришла ему на ум, я скоро был бы вынужден очнуться. Но под руками Ливи если б только она продолжала свои манипуляции - я, вероятно, пролежал бы без чувств по сей день. Очень это были приятные манипуляции. Такие приятные, успокаивающие, восхитительные, что они даже пригасили огонь этого дьявольского зелья, пришедшего на смену 'Болеутолителю' Перри Дэвиса.

Затем явился старый доктор, и тот взялся за дело как ученый и практик - иными словами, он предпринял розыски контузий, шишек и ссадин и объявил, что таковых не имеется. Он сказал, что мне надо лечь, забыть о моем приключении - и утром я буду здоров. Но он ошибся. Утром я не был здоров. Это не входило в мои планы, и я был еще далеко не здоров. Но я сказал, что мне нужен только покой, а доктора звать больше не нужно.

Благодаря этому приключению визит мой затянулся на целых три дня, и это очень помогло делу. Я на несколько шагов продвинулся в своих домогательствах. Потом я приехал еще раз, и тут мы условно обручились; а условие заключалось в согласии родителей.

В беседе с глазу на глаз мистер Ленгдон обратил мое внимание на одно обстоятельство, которое я и сам успел заметить, а именно на то, что я человек почти неизвестный; что из всех домочадцев со мной близко знаком только Чарли, а он слишком молод, чтобы правильно судить о людях; что я явился с другого конца континента, а значит - только люди, знавшие меня там, могут дать обо мне благоприятный отзыв... если я его заслужил; короче говоря - он требует поручителей. Я их назвал, после чего мне было сказано, что теперь мы объявим перерыв и я должен уехать и ждать, пока он напишет этим людям и получит ответы.

Ответы пришли. Меня вызвали в Элмайру, и состоялось еще одно совещание. Я в свое время назвал мистеру Ленгдону шестерых видных граждан Сан-Франциско, в том числе двух священников; а кроме того, он сам написал своему знакомому - главному бухгалтеру одного тамошнего банка, который когда-то заведовал воскресной школой в Элмайре. Нельзя сказать, чтобы ответы были обнадеживающими. Все эти люди проявили предельную откровенность. Мало того что они отзывались обо мне неодобрительно, - они ругали меня с совершенно неуместным рвением. Один из священников (Стеббинс) и бывший директор воскресной школы (жаль, я забыл его фамилию) заканчивали свои мрачные свидетельства предсказанием, что я неизбежно сопьюсь. Это было пророчество довольно обычного типа - бессрочное. Поскольку срок не указан, неизвестно, сколько времени нужно ждать. Я вот жду до сих пор, и пока не видно, чтобы оно сбывалось.

Когда с чтением писем было покончено, наступила долгая пауза, заполненная торжественной печалью. Я не знал, что сказать. Мистер Ленгдон, по-видимому, тоже. Наконец он поднял свою красивую голову, устремил на меня твердый, ясный взгляд и сказал:

- Что же это за люди? Неужто у вас нет ни одного друга на свете?

Я ответил:

- Выходит, что так.

Тогда он сказал:

- Я сам буду вам другом. Женитесь. Я вас знаю лучше, чем они.

Так неожиданно и счастливо решилась моя судьба. Позже, услышав, с какой любовью и восхищением я отзываюсь о Джо Гудмене, он спросил меня, где Гудмен живет. Я ответил, что на Тихоокеанском побережье. Тогда он сказал:

- По-моему, он ваш друг. Я не ошибаюсь?

Я сказал:

- Еще бы! Лучшего друга у меня за всю жизнь не было.

- Так о чем же вы думали? - спросил он. - Почему не сослались на него?

Я ответил:

- Потому, что он тоже наврал бы, только в другую сторону. Те наградили меня всеми пороками, Гудмен наградил бы меня всеми добродетелями. Вам, конечно, нужно было беспристрастное мнение. Я знал, что от Гудмена вы его не получите. Правда, я надеялся, что вы получите его от тех, кого я назвал, - да, может, так оно и есть. Но не скрою, я все же ожидал чего-то более похвального.

Наша помолвка состоялась 4 февраля 1869 года. Обручальное кольцо было золотое, без камня, внутри была выгравирована дата. Год спустя я снял его с ее пальца и отдал мастеру, чтобы он добавил вторую дату: 2 февраля 1870 года - день нашей свадьбы. Так оно стало венчальным. И с тех пор она ни разу его не снимала.

В Италии, год и восемь месяцев тому назад, когда смерть вернула ее милому лицу утраченную молодость и она лежала в гробу прекрасная, совсем такая же, какая была девушкой и новобрачной, это кольцо хотели снять с ее пальца, чтобы сохранить для детей. Но я не допустил такого кощунства. С ним ее и похоронили.

Вскоре после нашей помолвки стали поступать гранки моей первой книги 'Простаки за границей', и она читала их вместе со мной. Она их даже редактировала. Она была моим верным, беспристрастным и неутомимым редактором с тех времен и вплоть до последних месяцев своей жизни - более трети столетия.

Четверг, 15 февраля 1906 г.

ИЗ БИОГРАФИИ СЮЗИ

'Когда папа был женихом, он писал маме много чудесных любовных писем, но мама говорит, что я еще мала их читать. Я спросила папу, как же мне быть, ведь я не могу написать его биографию без его любовных писем, а папа сказал, что можно записать мамино мнение о них, и будет не хуже. Я так и сделаю, - мама говорит, что это самые чудесные любовные письма, какие когда-либо писали, она говорит, что письма Готорна{149} к миссис Готорн даже не сравнить с ними. Мама (и папа) решили сначала жить в Буффало, и дедушка сказал, что он подыщет им пансион. Но потом он рассказал маме, что купил для них

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату