настолько овладели им, что, если б его именно сейчас попросили объяснить значения слов «гуманизм» и «интеллигенция», Эдуард вместо ответа стал бы плеваться.
— Еще одно слово в подобном тематическом ключе, едва-едва сдерживаясь, сказал Эдуард, — и я буду вынужден потребовать сатисфакции!
Гаврилыч, как и Эдуард, тоже был на взводе, досадуя, что упустил Гмыря, и, как это водится не только у ифритов, но у людей, винил в произошедшем не себя, а того, на кого можно было бы свалить вину — на Эдуарда то есть. А уж странное и непонятное слово «сатисфакция» взбесило его окончательно.
— Ну, гад… — прошипел Гаврилыч, — держись…
— Ах так, — проговорил Эдуард, подыскивая в собственном лексиконе самое экспрессивное ругательство, — сам держись, дурак проклятый!
— Я дурак? Щас финтилей под глаз навешаю!
— Дурак! Дурак, дурак, дурак!
Гаврилыч задохнулся от ярости. Стараясь выразить свои чувства словами, он ни к какому результату не пришел, поэтому решил приступить непосредственно к действиям. Голова Гаврилыч отогнулась назад на толстой шее и изо всех сил врезала голове Эдуард лбом прямо в переносицу.
Эдуард взвыл от боли. Откуда-то из глубины темных пластов его подсознания всплеснулись никогда не произносимые им слова:
— Сволочь! Сучара бацильная! Падла, падла!
А получив еще один удар в переносицу, Эдуард окончательно утратил весь свой интеллектуальный лоск. Рявкнув:
— Гнида! — Он ударил Гаврилыча лбом в ухо.
И незамедлительно получил лбом же в глаз.
Некоторое время, не произнося ни слова, Гаврилыч и Эдуард колотились лбами так, что в комнате для допросов стоял дробный перестук, как будто кто-то сунул в миксер два шара для кегельбана. И только когда брубнильник запиликал снова, они остановились.
— Еще двадцать сглотов прошло, — отдуваясь, сообщил Эдуард.
— Без тебя знаю, придурок, — сказал Гаврилыч.
Он посмотрел на Эдуарда и хихикнул.
— Хорош! — сказал Гаврилыч. — Глаз один заплыл у тебя.
— А у тебя ухо распухло, — мстительно ответил Эдуард.
После этого они долго молчали. Первым молчание нарушил Эдуард.
— А ведь нам надо бросаться в погоню, — нерешительно проговорил он, — или по крайней мере тревогу объявлять.
— Надо, — согласился Гаврилыч. — Давно бы и в погоню бросились, и тревогу объявили бы, если бы ты дурака валять не начал.
— Я? — снова возмутился Эдуард. — Это ты первый меня ударил! И драку ты затеял, потому что больше всего не свете не хотел бросаться в погоню и поднимать тревогу. Боялся этих… с бластером.
— Я не боялся, — становясь хмурым, ответил Гаврилыч. — Я просто опасался. Кому охота лучевой ожог получать?..
— Но теперь-то, — глядя в сторону, проговорил Эдуард, — можно?
Гаврилыч тоже отвел глаза и сказал негромко:
— Можно!
В то же мгновение капитан Городской милиции Эдуард Гаврилыч, размахивая руками и вопя в две глотки, вылетел из комнаты допросов — переполошив все отделение, взбежал по лестнице из подвала на первый этаж и, приплясывая в холле на бетонном полу, точно на горящих углях, объявил всем, кто мог его слышать:
— Преступление века! Похищен арестованный!
Через несколько минут, окруженный десятком сочувствующих ифритов, Эдуард и Гаврилыч наперебой рассказывали подробности страшного налета, когда они в одиночку отбивались от сотни ужасных созданий, вооруженных бластерами. Эдуард при этом демонстрировал подбитый глаз, а Гаврилыч распухшим ухом поворачивался к свету. Ифриты, слушая о подвигах капитана, качали головами, и только один охранник, стоящий на входе, позволил себе усомниться в правдивости всей этой истории.
— Как же так? — сказал он. — Я все время был у центральной двери — и никто из посторонних не входил и не выходил…
— Я и говорю! — тут же откликнулся Гаврилыч. — Странное дело!
— Без сомнения, странное, — подтвердил Эдуард.
Глава 9
Нестор Иванович Махно оторвал голову от поверхности стола и хмуро посмотрел на того, кто сидел напротив. Некоторое время Нестор Иванович молчал, морщась и покачиваясь на стуле, будто старался вспомнить — что за человек находится в комнате, кроме него самого — и никак не мог вспомнить. Потом, очевидно, какая-то ясная мысль пришла в его голову. Махно криво усмехнулся.
— Живой? — спросил он.
— Живой, — ответил Никита. — А ты быстро срубился. Ну и быстро очнулся, впрочем.
— В самое время очнулся, — сказал Махно, глянув на висевший на стене пульсирующий прибор, похожий одновременно на ежа и на будильник, — нам пора идти.
— Куда? — поинтересовался Никита.
— Узнаешь, — загадочно ответил Махно.
Он поднялся и, не совсем твердо держась на ногах, прошел к двери. Оглянулся. Никите ничего не оставалось, как только следовать за ним. Они вышли в коридор и, пройдя совсем немного, очутились в широкой комнате с удивительно низким потолком — здесь уже собралось более десятка членов организации, очевидно, весь состав ПОПУ был здесь.
— Ну как? — непонятно к кому обращаясь, спросил Махно.
— Пока еще нет, — шепотом ответил Рододендрон, — ждем.
— А чего ждем? — спросил Никита. На него зашикали.
— Стой и молчи, — приказал ему Махно, — сейчас все увидишь сам. Никаких вопросов не задавай и вообще… никаких звуков не издавай. Стой и молчи.
— Нет, а что здесь будет-то? — тем не менее спросил Никита.
— Хотел увидеть, как осуществляется контакт с Землей? — вопросом на вопрос ответил Махно.
Никита энергично кивнул головой.
— Конечно!
— Вот и смотри. Но — ни звука!
Никита снова кивнул. Он двинулся было сквозь плотно стоящую толпу, и его легко пропустили в центр комнаты, где прямо на каменном полу пылал яркий костер. Как мог гореть застывший бетон, Никита не понимал, но, заметив, что пламя не имеет никакого дымового хвоста и не коптит поэтому низкий потолок, решил, что происхождение огня вряд ли естественное. Тем более жара, кажется, не ощущалось тоже.
Собравшиеся молчали, глядя в мечущиеся языки ослепительного пламени, и сосредоточенность на их лицах была такая, что можно было бы подумать о них, будто ждут они появления какого-то божества.
Наконец кто-то тихонько начал напевать на мотив какой-то варварской колыбельной:
— Франсуа! Франсуа! Фран-су-а!
Мотив подхватили все, и примерно минуту под низким потолком плавало:
— Фран-су-а!
Костер вдруг зашипел и начал исходить желтыми искрами. Неизвестно отчего у Никиты екнуло сердце. Он на секунду закрыл глаза и помотал головой, чтобы избавиться от неприятного ощущения в груди, и когда снова посмотрел в огонь, то с изумлением увидел, как прямо в иссеченном желтыми искрами пламени в нескольких сантиметрах от пола покачивается сидящий на корточках негр с длиннющими волосами, скатанными в толстые колбаски, в каких-то фантастических лохмотьях. Во рту у негра торчал чудовищных размеров косяк, а глаза его были мутными, как вода в аквариуме, куда уронили целую коробку акварельных красок.
По комнате с низким потолком полетел сладковатый удушающий запах, в котором Никита враз признал
