— А зачем тогда меня сюда притащили? — осведомился он.
Илюша На Вал Ляю не успел ответить. Под самым потолком зала для аудиенций появились вдруг очертания сухонькой старушки, которая первым делом витиевато выругалась, обращая при этом свою брань бегемоту Аннигилятору, а потом совершенно по-разбойничьи свистнула, сунув в рот два пальца.
— Крамола… — пролепетал обалдевший ибн Сулейман и махнул рукой.
Полуцутики, дружным роем взвившиеся под потолок, бросились на старушку, целя ветвистыми рогами ей в грудь, но ничего не добились, кроме того, что с бильярдным стуком врезались друг в друга лбами и с переломанными рогами посыпались вниз.
Невредимая старушка отлетела немного в сторону и захохотала.
— Степанида Прокофьевна! — закричал Никита, а старушка кивнула ему и взвизгнула:
— Операцию «Фаллопиевы трубы» объявляю открытой!
Трон На Вал Ляю отлетел в сторону вместе с большим куском мраморного пола. В образовавшемся проеме показалась кустистая голова Рододендрона. Мрачно сдвинув брови, он передернул затвор пистолета-пылесоса и рявкнул:
— Руки за голову! Всем лежать мордой в пол!!!
И пустил зеленовато-бурую струю поверх испуганно повалившихся на пол ифритов.
И тут началась та самая битва, о которой долго еще будут ходить легенды по всей бесконечной цепочке Загробных миров.
Когда Рододендрон выскочил из дыры подземного хода, стало видно, что поверх одежды на нем зеркальное трюмо, самое натуральное трюмо, обшитое зачем-то зеркалами со всех четырех сторон, в верхней части вырезаны были круглые отверстия, из которых торчали мускулистые Рододендроновские руки, а нижние планки трюмо приходились Рододендрону ниже колен.
— Молодец! — заорал Никита, которого безумный наряд Рододендрона почему-то несказанно обрадовал.
Пока Рододендрон держал под прицелом ифритов, из дыры один за другим выпрыгивали повстанцы, все как один облаченные в нелепые зеркальные доспехи, — первым появился Махно, которого трюмо скрывало полностью, кроме верхней части патлатой головы и рук, высовывающихся из специально прорезанных для этого отверстий. Окружающий мир батька мог видеть через узкую смотровую щель. В одной руке у батьки была обнаженная шашка, а в другой миниатюрный пистолет-пылесос, из которого Махно немедленно застрелил ближайшего к нему ифрита — очевидно, для устрашения присутствующих, потому что до того, как расплавиться под струей из кишки пылесоса в зеленую зловонную лужицу, ифрит мирно лежал на полу, заложив лапы за голову. Соловей-разбойник с молодецким посвистом подбежал к ибн Сулейману и, выкрикнув:
— День твой последний приходит, буржуй! — влепил ему прикладом пистолета-пылесоса промеж глаз правой головы.
Ибн Сулейман молча рухнул на пол и немедленно притворился смертельно раненным. Юлия — очень похожая на перекачанную амазонку с картинок Бориса Валеджо — длинной дубиной сшибала с ног ифритов, по глупости решивших противостоять повстанцам. Никита, еще слишком слабый, чтобы включиться в битву, истерически хохотал. Конвойные пытались было по шумок выволочь его из зала, но Махно, взгромоздившийся тем временем на Барсю, проскакав мимо, одним ударом шашки срубил двум ифритам по голове — одному левую, другому соответственно правую. Переливчатый свист Соловья-разбойника подкреплялся разбойничьей песней, которую исполняли зависшие под потолком Степанида Прокофьевна и просто-Прокофьевна:
— Гоп-стоп! Мы подошли из-за угла!
Гоп-стоп! Ты много на себя взяла!…
Через несколько секунд ПОПУ в полном составе находилась в зале, но через несколько секунд и свита На Вал Ляю успела опомниться от первого потрясения.
Цутики, трепеща крылышками, поднялись в воздух и с двух флангов попытались зажать повстанцев в клещи, но тут из дыры подземного хода, как черт из табакерки, взвился полуцутик Г-гы-ы с диким воплем:
— Долой корнеплодов!
В лапках Г-гы-ы невесть откуда — наверное, из воздуха — появилась толстая пожарная кишка, из которой хлестнула бурной струей та же тошнотворная смесь «бухла» и земного спирта, что использовалась в устройстве пистолетов-пылесосов. Цутики с визгом кинулись врассыпную, а Г-гы-ы, издевательски хохоча, летал по залу, настигая и сбивая их струей на пол одного за другим и при каждом удачном попадании мстительно вопил:
— Смерть предателям!…
Короче говоря, ад был кромешный. И ничего удивительного не было в том, что появление десяти черных плащей в самом темном углу зала поначалу никто не заметил. Через пару минут после начала схватки силами нападавших сопротивление свиты было полностью смято. Несколько ифритов превратились в зеленые лужицы, остальные — в том числе ибн Сулейман и Эдуард Гаврилович — дрожали от ужаса, вжимая морды в мрамор пола. Цутики лично Г-гы-ы были взяты под арест и под дулом пожарной кишки превратили сами себя в тараканов, которых Г-гы-ы немедленно спрятал в большую стеклянную банку. Со стороны ПОПУ жертв не было, не считая одного повстанца, пожранного бегемотом Аннигилятором. Самого бегемота, впрочем, тут же расстреляли из пистолетов-пылесосов, а то, что осталось, закидали мраморными обломками.
— Битва выиграна! — провозгласила с потолка просто-Прокофьевна. — Операция «Фаллопиевы трубы» удачно завершена!
— Кстати, — в наступившей вдруг тишине спросил Махно, слезая с Барси, — а где этот тиран На Вал Ляю?
На этот вопрос Махно ответа не получил, потому Никита, пристально всматривавшийся в самый темный угол зала, вдруг закричал:
— Вон они!
Махно обернулся туда, куда он указывал. И увидел.
— Приготовиться к обороне! — завопил он, взмахнув шашкой.
И облеченные в зеркальные доспехи члены ПОПУ были атакованы непонятными субъектами в черных плащах.
Вторая часть великой битвы закончилась еще более стремительно, чем первая. Лучи бластеров черных плащей не причинили никакого вреда никому, кроме самих черных плащей. Никита упал на пол и прикрыл голову руками, 358 оставшиеся целыми ифриты давно лежали в точно
такой же позе. Зеркала трюмо отражали выстрелы бластеров — и ослепительные белые лучи, изгибаясь под самыми причудливыми углами, заметались по залу, круша все на своем пути, а в первую очередь тех, кто эти лучи посылал. Меньше чем за минуту от черных плащей остался только пепел.
И тогда двери зала для аудиенций широко распахнулись. На пороге стоял Илюша На Вал Ляю, а за его спиной зависали в воздухе самого устрашающего вида цутики в сине-красной униформе.
— Патруль Цепочки! — испуганно выдохнул полуцутик Г-гы-ы и первым бросил на пол свою пожарную кишку.
— Это я их вызвал, пока вы здесь дурака валяли, — строго сказал Илюша На Вал Ляю, — Анархия анархией, а безобразничать в моем дворце я не позволю.
— Сдавайте оружие, — приказал первый сине-красный цутик. — Сопротивление бесполезно. Патруль Цепочки неуязвим ни для одного из видов существующего и несуществующего оружия.
Повстанцы начали переглядываться, не решаясь выпустить из рук пистолеты-пылесосы. Махно ради эксперимента пустил тоненькую струйку в головного цутика, но струйка даже не запачкала сине-красного мундира.
— Сдавайтесь, ребята, — подумав, разрешил Махно.
Когда все пистолеты-пылесосы оказались у Патруля, тот самый цутик, который потребовал сдать оружие, оглядел зал и проговорил:
— Не вижу здесь преступника номер один.
