Не обращая на нее ни малейшего внимания, они поискали взглядом мышей и, быстро обозрев стены, заключили, что мыши конечно же прячутся в ее сене.
А сено лежало у ее задних ног, как предпочитала Аннабель. Чтобы, покончив с первым блюдом, повернуться и продолжать ужинать без паузы.
Они нюхали, кружили, эдакие два инспектора Мегрэ, в поисках улик… явно, чтобы допечь Аннабель — возможно, в радиусе мили не нашлось бы ни единой мыши. И допекли. Аннабель, не глядя, брыкнула сено. Сили, мрр-мррыкнув в знак протеста, вскарабкался на стену от греха подальше. Но где же Шебалу, ужаснулась я. Она бесследно исчезла.
И в самый последний момент, когда Аннабель уже шагнула туда, я заметила, что сено шевелится. Шебалу закопалась в него. Стала невидимкой, как она полагала, и возгордилась. Когда я извлекала ее на свет, Аннабель снова фыркнула. Жаль, жаль, сказала она, еще больше оттопырив нижнюю губу. Кое-каких молодых безобразниц следовало бы проучить. Она уже совсем собралась съесть ее…
И снова — покалечила бы она ее, или они все трое играли? На следующее утро опять лил дождь, и кошки опять отправились повидаться с Аннабель. Чарльз видел, как они протискивались под дверь ее конюшни. И еще Чарльз услышал, что Аннабель фыркает и топает, а потому кинулся их спасать, но тут они появились из-под двери. По утрам она не в духе, верно? — сказали они, беззаботно удаляясь.
Через несколько минут за ними уже гнался Неро, но и это, по-видимому, их не особенно взволновало. Они помчались вниз по склону от деревни, а мы и не заметили, что они отправились туда. Сили перемахнул через столб калитки. Шебалу, прижав уши и, видимо, наслаждаясь, промчалась мимо в лес и тут же очутилась на дереве… До того молниеносно, что мы только рты успели открыть, а посрамленный Неро убежал домой.
Шебалу была такой быстрой, что, решили мы, ей нравится, когда за ней гоняются, и она сама на это напрашивается. Дня через два она удирала от рыжего кота, причем явно он ей ни малейшего страха не внушал. Я полола клумбу, внезапно послышался топоток, и она выбежала на лужайку довольно умеренной рысью, откинув голову, весело подпрыгивая. А за ней — огненно-рыжий кот (таких огненных мне еще видеть не доводилось), и вот в нем ничего умеренного не было. Прямо-таки волк в погоне за Красной Шапочкой… Но тут он заметил меня и переменил направление. Рванул в сторону, как реактивный самолет, перенесся через стену и исчез вверх по дороге.
Шебалу очень расстроилась. Они же хотели поиграть, сказала она. А куда девался кот-охранник Сили, которого мы в последний раз видели с ней в огороде? Когда я направилась в кухню, он вышел из-за коттеджа и тихонько вошел со мной внутрь. Благоразумие явно было лучшей стороной доблести. Ужинать пора? — осведомился он.
После этого рыжий кот, естественно, совсем нас извел. Прогуливался по дороге, мурлыкал любовные романсы в плодовом саду, следил за коттеджем с холма. А Шебалу сидела на подоконнике и высматривала его. Почему, вопрошала она, ей нельзя выйти поиграть? А потому что он, хотя и не наградил бы ее котятами, мог так ее помять, что без абсцесса дело не обошлось бы — так один раз случилось с Шебой. И потому что мы не хотели, чтобы Сили ввязался в драку, как часто бывало с Соломоном. Так что на время мы поместили их под строгий надзор, причем все крайне осложнялось началом перестройки нашего коттеджа.
Планы были одобрены. Чарльз, к величайшему моему облегчению, отказался от мысли сделать все собственными руками. (Перед моим умственным взором маячила ванная комната на втором этаже, год за годом остающаяся без крыши. И тут нам улыбнулась удача: мы умудрились заполучить Генри, который как раз искал работу.
Генри, официально каменщик-субподрядчик, умел буквально все. Штукатурить, плотничать, клеить обои и… даже готовить, как мы узнали позднее. В армии он был поваром в чине сержанта и после войны подумывал стать кондитером, но жиры тогда выдавались по карточкам, и он решил, что надежнее будет вернуться к прежнему ремеслу.
Как бы то ни было, мы его заполучили — он как раз завершил работу у одного подрядчика и был свободен… Только, сказал он, заказывать материалы он не любит, и еще ему понадобится подручный.
Лучше и придумать было трудно! Мы были готовы заказывать материалы. Чарльз жаждал натянуть норвежский свитер и помогать, как только потребуется. Генри намеревался приступить к работе немедленно и приступил еще до конца недели.
Работал он с такой быстротой, что просто не верилось. Раз! И уже коттедж в лесах. Два! И черепица по краю снята. Три! Уже идет укладка блоков. Он приходил в восьмом часу утра и до шести вечера даже перерывов почти не делал. А я по телефону заказываю материалы, Чарльз изображает помощника строителей, Генри же из-за своеобразных порядков нашего дома лишился сна.
В этом заключалась главная беда Генри. Он жутко из-за всего тревожился. Привезут ли брусья и доски вовремя… не намочит ли дождь блоки… Точно так же, как в далеком прошлом он испугался трудностей с жирами и занялся строительным делом. А больше всего тревог ему доставляла Аннабель. К ослам у него привычки нет, объяснил он.
Аннабель, учуяв это, терроризировала его как могла. Ее пастбище уходит вверх по склону сразу за коттеджем. Она всегда заглядывала в окна кухни, когда у нее возникало такое желание. А теперь, выбрав место на склоне вровень с крышей прежней ванной всего в нескольких шагах от трудящегося Генри, Аннабель следила за ним из-под челки. Невозмутимо. Неподвижно. Часами.
Ну прямо десятник, сказал он. У него иной раз мурашки по коже бегают. А потом она хоть с места не сходила — он поклясться готов, разрази его Бог! — а лестницу приставную опрокинула! Аннабель сочла это замечательной шуткой. Насмешливо скаля зубы, а губы втянув так, что они смахивали на пару кастаньет, она явно хохотала над ним, пока он поднимал лестницу и снова ее устанавливал. А когда он вечером уходил и поле брани оставалось за ней, она подходила к лесам и сталкивала все, что-было приготовлено к утру.
Тогда он начал привязывать все к лесам. Но тут ночью полил дождь — единственный раз за все время, пока шло строительство. Мы бы его не услышали, но только стеклянная крыша оранжереи была теперь накрыта листами железа — чтобы ему не провалиться сквозь нее, если он сорвется, объяснил Генри, все предусмотрев.
Мы проснулись, потому что дождь барабанил по железу, точно в рассказе Сомерсета Моэма. А потом…
— Стропила! — закричал Чарльз, молниеносно слетая с кровати.
Стропила для крыши доставили утром, и теперь они лежали под дождем, ничем не укрытые, посреди лужайки. Чарльз, тоже не такой уж оптимист, сразу представил себе, как от сырости они неминуемо покоробятся. Делать нечего, мы поднялись. Включили фонари снаружи. И выскочили на лужайку в плащах поверх пижам, и принялись укрывать стропила брезентом и пленкой в два часа ночи, а ветер хлестал нас дождевыми струями по голым лодыжкам.
Генри, прибыв в семь, начал с того, что всю ночь глаз сомкнуть не мог, все беспокоился, что тут у нас натворит дождь. А, все в порядке, сказала я. Стропила и доски мы укрыли. Дождь так гремел по железным листам, что разбудил нас. Стропила? Да нет, сказал Генри, он не за них тревожился. От одного дождя им никакого вреда не будет. А вот окно для новой ванной! Он его установил на место и подпер. А ночью вспомнил, что подпорки-то он не привязал. Вот и лежал, воображая, как ослица их все выбьет, а ветер опрокинет окно на крышу, и оно ее пробьет.
Генри, вероятно, был телепатом. Аннабель подпорки не вышибла, и окно сквозь крышу не провалилось. Но на следующий же день Генри попросил Чарльза помочь ему уложить перемычку в ванной, а Чарльз вместо этого опрокинул стену, и она пробила крышу.
Тут мне следует объяснить, что старая покатая крыша на задней стороне коттеджа пока еще оставалась на своем месте — Генри снял только внешний ряд по трем ее сторонам, чтобы сначала закончить надстройку, а когда новая крыша будет установлена, только тогда убрать старую крышу.
Поэтому уровень окна новой ванной находился над старой крышей, как обнаружил Чарльз, когда вскарабкался на леса, держа конец тяжелой бетонной перемычки, а леса, сказал он, прогнулись под ним, точно древко лука. Но худшее было впереди. Чтобы поднять перемычку над окном ванной, Генри уложил на прогибающемся настиле лесов два бетонных блока, а на них тоже прогибающуюся доску.
Генри с его богатым опытом вспорхнул на нее, точно балерина. Чарльз, для которого это было внове,
