На другой день она рано освободилась. Можно было бы поехать на трехчасовом пароходе, но Штеффи решила подождать до вечера. У нее осталось в Гётеборге одно дело.
В половине пятого Штеффи позвонила в дверь Еврейского детского дома. Открыла Сюзи со своим угрюмым лицом. Сначала она не узнала Штеффи, но потом вспомнила:
— Заходи.
— Юдит дома?
— Нет, она еще не пришла. Можешь подождать ее в общей комнате.
Штеффи села в жесткое кресло. Голоса девочек перекрикивались где-то в доме. Высокая девочка вошла, чтобы взять книгу, и кивнула Штеффи.
— Ты к кому?
— К Юдит.
— Ты ее одноклассница из Вены? Ты живешь на острове?
— Да, это я, — сказала Штеффи, и ей стало интересно, что Юдит рассказала о ней. Но девочка дружелюбно улыбнулась и исчезла с книгой в руке.
Через двадцать минут наконец пришла Юдит. Штеффи услышала, как Сюзи крикнула:
— Юдит! К тебе гости!
Штеффи встала с кресла в тот самый момент, когда Юдит удивленно остановилась у порога.
— Штеффи! Что ты тут делаешь?
«Не следовало мне приходить, — подумала Штеффи. — Она не хочет меня видеть».
Но Юдит подошла к ней и сжала ее руку в своих ладонях. Глаза Юдит светились.
— Как я рада! Я вела себя как идиотка. Ты простишь меня?
— Что было, то было, — сказала Штеффи. — Может, ты в чем-то права. Я вышла из общины Пятидесятнической церкви.
— Правда? О, я так рада, что ты не сердишься на меня. Ты единственная, кого я знала до приезда сюда.
— Юдит, — сказала Штеффи. — Что означает слово «переведен»?
Улыбка Юдит угасла.
— Твои родители?
— Папа. Мама умерла. Она умерла в июне, но я узнала об этом только пару недель назад. Ты знаешь, что означает «переведен», не так ли?
— Транспортировка, — сказала Юдит. — В другой лагерь. Скорее всего, в Польшу. Оттуда не приходят письма. Туда нельзя писать или отправлять посылки.
— Что там происходит?
— Я не знаю, — сказала Юдит. — Никто не знает наверняка. Можно только надеяться.
— На что?
— На то, что война закончится. До того, как все умрут.
Последнюю неделю лета на острове воздух стал прохладнее, а голубое море чуть темнее. Приближалась осень.
В понедельник дядя Эверт вышел в море на «Диане» вместе с другими рыболовными лодками. Безопаснее всего выходить за рыбой вместе, если одна из лодок попадет на мину. Такое случалось много раз за лето, но погибших не было.
Уже в среду вечером лодки вернулись. Все кроме двух. Две лодки затонули вместе с командой.
— Они потопили их, — сказал дядя Эверт. — Намеренно. Никто, даже немец, не может перепутать рыбацкую лодку с военным судном. Они хотели напугать нас. И своего добились. Немцы прошли так близко, что можно было прочитать названия и номера обеих лодок. В следующий раз они примутся за нас.
В эту неделю никто больше не выходил в море. По островам и другим рыбацким поселкам вдоль побережья прошли акции протеста. Те, кто побывали вблизи обстрела, решили сменить названия и номера своих лодок. Хотя все лодки были в опасности, больше всего рисковали те, кто видел слишком много.
— «Либерти», — сказал дядя Эверт. — «Свобода». Что скажешь о таком имени, Штеффи?
Штеффи кивнула.
— Красивое имя.
— Или… — сказал дядя Эверт. — Твою маму звали Элизабет?
— Да.
— Давай назовем лодку в ее честь?
— А это подходящее имя для лодки?
— Да, — сказал дядя Эверт. — Прекрасно подходит.
Штеффи разрешили написать краской новое имя на округлом штевне рыбацкой лодки. Крупные черные буквы. «Элизабет». Там же дядя Эверт написал название острова и номер лодки.
— На следующей неделе мы снова выходим, — сказал он. — Так легко эти немцы от нас не отделаются. Скоро придет их очередь бояться.
Глава 36
Штеффи стояла на скале в паре метров от поверхности воды на резком сентябрьском штормовом ветру. Ветер вертел и крутил вихри и разбивал бушующие волны. У края берега они оставляли белую пену.
Теперь Штеффи многое знала о море. Дядя Эверт научил ее. Море больше не пугало ее своей бесконечностью. Но она уважала эти темные глубины и быструю смену погоды и ветра.
Ничего уже не будет как прежде. Долгое время после того, как приехала в Швецию, Штеффи верила, что они вскоре снова станут семьей: мама, папа и двое детей. Теперь она знала: так никогда не будет. Мама умерла. Папа исчез, «переведен». Сама она больше не ребенок.
Шестнадцать лет. Почти взрослая.
Детство кончилось.
Вот уже месяц как она училась в гимназии. Было трудно, приходилось много работать, но она справлялась. Девочки были серьезнее, чем большинство ее одноклассниц в школе. Они разговаривали о том, что происходит в мире и о том, кем собираются стать: учителями, аптекарями или врачами, как она сама. Одна девочка даже хотела стать инженером.
Каждое утро она ездила в школу вместе с Май. Время от времени они сталкивались в коридоре, в школьном дворе или в столовой. После занятий они обычно ждали друг друга и ехали на трамвае домой в Сандарну.
Особенно сильная волна бросила к ее ногам облако пены. Штеффи слышала, что седьмая волна — самая сильная. Почему именно седьмая?
В другом море на юге союзники готовились высадиться на европейское побережье. «Это не начало конца, но, возможно, конец началу», — сказал кто-то по радио. Но как долго это продлится?
Штеффи села, обхватив руками колени и положив на них подбородок. Ритм волн охватил ее, заставляя дышать спокойнее.
Далеко вдоль пляжа шла маленькая фигурка. Когда она приблизилась, Штеффи узнала Нелли. Та сняла чулки и туфли и шла босиком по краю воды, хотя море уже становилось холодным.
Штеффи поднялась и помахала рукой.
— Нелли!
Ветер донес ее слова, и Нелли услышала, подняла взгляд к скалам и помахала в ответ.
Штеффи снова села и стала ждать, пока Нелли проберется по берегу. Идти вдоль берега всегда гораздо дольше, чем кажется. Там много маленьких бухточек, которые нужно обойти, и камней, через которые нужно перелезть.
