новоиспеченного правительства сотрясали воздух лозунгами, способными внушить отвращение любому здравомыслящему человеку и патриоту Родины.
В глазах Лоцевского, (а ведь он был другом отца) отражалась лишь вселенская пустота, голос механичен, да и речь сама, увы, откровенно манерна и от того совершенно бессмысленна. Мне стало жаль его.
— Николай Михайлович, к чему Вы это? — не выдержал я. — Мы с вами знакомы близко, к тому же вы друг покойного отца моего, поэтому буду откровенен: От подобной демагогии о будущем счастье великой России у меня мгновенно возникает изжога.
Лоцевский на мгновение оторопел, потом рассмеялся и обнял меня. Казалось, он почувствовал облегчение.
— Любезный мой, — Николай Михайлович закурил. — Коли так, буду с вами предельно откровенен. Ситуация в столице сложная, не мне вам объяснять. Не хватает офицеров для несения патрульной службы на улицах города — все либо уже задействованы, либо на фронте. Не смею просить Вас о помощи, но все же спрошу: каковы ваши планы на ближайшие месяцы?
Несмотря на то, что планы мои никак не предполагали такого оборота событий, я не смог ему отказать, ибо, как мне тогда казалось, нравственная обязанность любого образованного человека — не допустить превращения политической нестабильности в полнейший хаос.
В подчинение мне выдали всего лишь двух солдат. Оба из глубокой деревни. Алексей — был совсем мирным, даже ленивым. Второй — Илья — пошустрее, но на рожон не лез. Отношения с ними у меня сложились неплохие, даже дружеские. Да иначе и представить себе трудно — ведь мы каждый день в равной степени рисковали своими жизнями.
Петроград не то, чтобы кипел, скорее взрывался болотными пузырями, все более и более зловонными. Помню, как разгоняли мы пьяную толпу, громившую винную лавку на углу Невского: меня тогда чуть не убили — Илья спас. Несколько юнкеров были ранены, пришлось стрелять, чтобы привести толпу в чувство.
В начале июля беспорядки приняли серьезный характер. Некоторые полки взбунтовались, откуда-то прибыли пьяненькие морячки, подстрекаемые бунтарями, гордо называвшими себя революционерами. Началась почти ежедневная стрельба, столкновения были кровавыми, кое-где на улицах лежали трупы. К счастью, вскоре к городу подтянули отозванные с фронта войска. Ситуация начала успокаиваться, власти производили аресты особо опасных бунтовщиков, но как-то вяло, даже арестованных по большей части отпускали. Ходили слухи, что многих чиновников правительства подкупили немцы.
Надо ли говорить, что от всего переживаемого я постоянно находился в мрачном расположении духа.
Одно из последующих дежурств моих случилось в ночь с шестого на седьмое июля по старому стилю. В связи с серьезностью ситуации указания патрулям давались по законам военного времени — при оказании вооруженного сопротивления открывать огонь, всех подозрительных немедленно препровождать в участок для выяснения личности и характера деятельности.
Дежурство мое начиналось в десять вечера. Улицы после недавних беспорядков вечерами были почти пусты. Мне достался район Приморского вокзала.
Было около полуночи, когда внимание мое привлек странный человек в длинном пальто. Мы остановили его для проверки документов.
Вид у него был самый простецкий. Вначале мне показалось, что он пьян, но, приглядевшись, я понял, что ошибался. Даже не знаю, что именно привлекло мое внимание, какое-то странное несоответствие его лица и одежды, но я решил его задержать.
— Ваши документы!
— Пожалуйте. — Он с готовностью достал бумагу.
Документы были выписаны на имя рабочего Иванова. Опять-таки, почему Иванова? Глупость, Ивановых в России миллионы, но у меня эта фамилия вызвала подозрение.
— Куда направляетесь? — спросил его я.
— На поезд опаздываю, Ваше Благородие. На заработки еду.
Голос явно принадлежал человеку образованному.
— Что в городе делали, любезный?
В глазах человека простого при подобном вопросе возникнуть должен страх. У преступника — досада, «Ах ты черт, скотина, что ты ко мне привязался»
— Родных приезжал проведать.
В глазах у задержанного полыхнула не то что досада, ярость. Она пыхнула на меня красными угольками, будто задержал я дьявола, и мне стало страшно.
— Родных? — Что-то говорило мне, что история его неправдоподобна. Ни чемодана, ни вещевого мешка с собой у человека, отправляющегося на заработки… Смущали меня и его вполне холеные руки, я успел на них глянуть, когда задержанный передавал мне документы.
В те дни в Петрограде кого только ни разыскивали. Финансовых спекулянтов, германских шпионов, революционных агитаторов, фальшивомонетчиков… Я еще колебался, когда Алексей заметил двух прохожих, остановившихся неподалеку.
— Ваше благородие, — доложил он. — Подозрительная парочка. Они вроде как позади шли, а когда мы этого остановили — встали.
— Господа, — крикнул я. — Подойдите поближе, и без глупостей! Илья, — Возьми-ка винтовку на грудь, чем черт ни шутит.
Подозрительные субъекты оказались кавказцами весьма пристойного вида, сопротивления не оказывали, и мне снова стало неловко. К кавказцам я с юности испытывал уважение, как к людям, имеющим понятие о чести и долге. Юношеский бред, конечно. Чем дольше живу на этом свете, тем больше понимаю, что все едино. И все мы, как ни крути, потомки прародителей наших, Адама и Евы.
— Извините, господа, проверка документов. Куда направляетесь?
— Гуляем, — развел руками кавказец помоложе. Отличали его пышные усы. — Дома гуляли, потом на улицу вышли освежиться.
— Странное время для прогулки, господа, почти час ночи. Да и время весьма смутное — постреливают. А на пьяных вы не похожи. Почему же остановились?
— А Вам бы, господин офицер, хотелось быть задержанным в такое время? — Вступил в разговор старший. Он был тщательно выбрит.
— Звучит правдоподобно. Знакомы ли вы с этим человеком?
— В первый раз видим, — уверенно сказал молодой.
У мужика в пальто блеснули глаза, и я вдруг почувствовал, что усатый лукавит.
— Предъявите документы.
— Пожалуйста, — протянул бумаги старший. Документы у него были в порядке.
— А ваши? — спросил я у молодого.
— Тут, видите ли, недоразумение, — замешкался он. — Я документы дома забыл.
— Я за него ручаюсь, господин офицер, — сказал старший. — Это мой родственник, в гости приехал.
Придираться к кавказцам особо у меня не было оснований, но что-то терзало меня.
— Придется Вам, господин, пройти с нами в участок, — решил я.
— И ему тоже? — удивился кавказец постарше, указав на рабочего с руками интеллигента.
