Она услышала звуки музыки — оттуда, где еще несколько часов назад был гостиничный вестибюль, и направилась туда. На месте широкой гостиничной стойки была эстрада, и сейчас на ней играли пять оркестрантов. Кресла и диванчики группировались около стен, создавая непринужденную клубную обстановку. На столиках стояли лампы, несколько огромных люстр висело на потолке. Единственной знакомой частью был мозаичный пол, выглядевший точно так же, как и утром.
Большинство мест было занято, несколько пар кружились в танце. Их наряды напомнили Джейд фильмы 20 — 30-х годов, которые она иногда смотрела в ночных программах телевидения. Прижимаясь к стене, чтобы как можно меньше привлекать внимание, она наблюдала за входящими и выходящими людьми.
В основном это были англосаксы, но иногда попадались и лица выходцев из Испании. Некоторые мужчины носили деловые костюмы, но большинство щеголяли во фраках. Как она ни присматривалась, ей не попадались посетители ни в свитерах, ни в ярких восточных кушаках, ни с шарфами или широкими галстуками на шее, что было обычным стилем для ночной жизни Голливуда.
Здесь черная бабочка или черный галстук были непременным условием. Пиджаки были двубортными и зауженными в талии. Брюки собраны в поясе, воротнички рубашек заужены, мягкие кожаные ботинки явно предназначались только для вечерних раутов.
Одежды женщин напоминали ее собственную: шелковые, бархатные и комбинированные платья, инкрустированные блестящими камнями, облегали фигуры их обладательниц, создавая ощущение такой эротичности, какую не в состоянии придать даже самые короткие мини-юбки. Джейд с испугом отметила, что дамы выглядели так, словно все они побывали в магазине Авроры Борилис.
Она блуждала взглядом по лицам окружающих, почти что ожидая увидеть в этой элегантной толпе своих покойных родителей. Некоторые из сидящих улыбались ей, пока она пробиралась вперед, как будто хорошо были с ней знакомы и хотели бы перекинуться парой слов. Любой брошенный наугад взгляд вызывал смутное чувство кровосмешения, обычное для вечеринок кинозвезд, где каждый знаком с каждым и по меньшей мере половина присутствующих переспали между собой в то или иное время.
Она улыбалась в ответ, пробираясь к нише в уголке вестибюля, где, как она заметила, продавались газеты и журналы. Взяв в руки номер газеты «Санта-Фе нью-мексикэн», она быстро пробежала заголовки: «Гигантский дирижабль графа Цеппелина ломает три мотора — и вынужден повернуть назад», «Знаменитый гангстер получает первый тюремный срок. Наводящий ужас Аль-Капоне арестован и осужден в ходе двенадцатичасового судебного заседания», «„Дженерал моторз“ покупает немецкие самолеты „Фоккер“«.
Сердце готово было выпрыгнуть из груди. «Нельзя впадать в панику», — приказала себе Джейд, впиваясь ногтями в ладони. Она, возможно, читала эти заголовки в давно забытых школьных учебниках истории. Это просто-напросто новые проявления ее воображения.
Затем она прочитала дату выпуска:
«17 мая 1929 года».
Джейд почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица. Противный холодок возник где-то внутри, разливаясь по всему телу.
— С тобой все в порядке, Меган?
Сильная рука сжала ее локоть. Она обернулась и увидела симпатичного мужчину: лет тридцати пяти, с черной, конечно же, бабочкой на шее. В его карих глазах читалось участие.
— Немного кружится голова, — ответила она честно.
— Дункан предупредил меня, что ты не очень хорошо себя чувствуешь. Он попросил меня присмотреть за тобой. Хилари наводит последние штрихи, но мы, пожалуй, не будем ее дожидаться. Позволь мне проводить тебя в ресторан.
Он обнял ее за талию.
— Дорогая, ты действительно очень бледна. Не села ли ты опять на диету? Я понимаю, что большой бюст сейчас не в моде, но нельзя же голодать до смерти!
Джейд искоса посмотрела на него. Он был с ней почти одного роста, несколько хрупок для мужчины, с интеллигентным лицом. Черные волосы, разделенные посередине пробором, открывали высокий лоб. Он был не похож на того сурового и крупного мужчину наверху и выглядел куда более приятным. Она почувствовала к нему благодарность за предложенную помощь.
Метрдотель поспешил к ним навстречу, как только незнакомец ввел ее в ресторан «Ла-Пласуэлла», единственную знакомую ей по прошлому месторасположению часть нижнего этажа отеля.
— Добрый вечер, мадам Карлисл, мистер Эшфорд. Ваш столик готов.
Мужчина кивнул метрдотелю, продолжая поддерживать Джейд за талию.
— Мистер Карлисл и мисс Делано присоединятся к нам через несколько минут.
— Я сразу провожу их к вам, — ответил метрдотель, подводя их к столику на четыре персоны. Он помог Джейд усесться на плюшевый стул, и она невольно вспомнила, как ужасно обслуживали ее в «Беверли- Хиллз» несколько дней назад. Правда, несмотря на это, она очень бы хотела оказаться сейчас в «Беверли- Хиллз»…
Мужчина, которого метрдотель назвал «мистер Эшфорд», занял соседний стул. Наклонившись к ее уху, он спросил:
— Вы с Дунканом опять поссорились?
Она взглянула на него, и их глаза встретились. Когда он брал со стола салфетку и раскладывал ее на коленях, Джейд заметила, как тщательно отшлифованы ногти на его длинных элегантных пальцах. Кто бы он ни был, он наверняка не знал физического труда.
— Ты же знаешь, дорогая, что можешь быть со мной вполне откровенной.
Прежде чем она смогла ответить, к их столику подошла женщина в броском черном бархатном платье, подчеркивающем стройную, как тростинка, фигуру. У нее были широко расставленные карие глаза, тонкие, подведенные карандашом брови, пухлые губы, накрашенные красной помадой и сложенные сейчас в недовольную гримаску. Копна ниспадающих платиновых волос украшала ее голову. Аура чувственности и сексуальности плотно окружала ее; казалось, что воздух вокруг женщины наэлектризован.
— Малкольм, дорогой, ты мог бы по крайней мере меня подождать.
— Ох, Хилари, Меган чуть было не упала в обморок, — ответил он.
«Стало быть, это те самые Малкольм и Хилари, которых я должна была встретить внизу», — подумала Джейд. Метрдотель назвал мужчину мистером Эшфор-дом. Малкольм Эшфорд: Джейд была настолько поражена, что вскочила с места. Малкольм Эшфорд был литературным гигантом первой половины века, писателем, чьи первые романы стали новой вехой в истории литературы благодаря их открытой сексуальности. А тот человек в номере должен тогда быть Дунканом Карлислом, известным художником, чьи картины способствовали славе Санта-Фе в кругах ценителей искусства в 20-х годах. Она же читала в путеводителе что-то о нем и его доме, который до сих пор стоял в пригороде Санта-Фе. Меган Карлисл, которой принадлежало платье, была его женой.
Теперь все приобрело смысл. Конечно же, она спит. Ее мозг, переполненный мыслями о платье, создал этот сложный сценарий из разных отрывочных знаний. Теперь уж она в любой момент может проснуться на своей постели в «люксе» «Ла-Фонды». Она с нетерпением ждала пробуждения.
Хилари с изумлением уставилась на нее:
— Меган, это мужчины должны вставать, когда к ним присоединяется дама. Присаживайся, дорогая.
— С тобой все в порядке? — спросил Малкольм, поднимаясь и помогая Джейд вновь занять ее место.
— Конечно, с ней все хорошо, — сказала Хилари. — Ты только взгляни на нее. Она просто цветет! Скажи на милость, где ты купила такое изумительное платье?
— У Авроры Борилис, — выпалила, не подумав, Джейд.
— Никогда о такой не слышала. Ты, наверное, что-то от меня скрываешь. — Глаза Хилари буквально буравили Джейд.
Отводя глаза от ее испытующего взгляда, Джейд постаралась обрести ясность в мыслях, преодолеть чувство нереальности, грозившее поразить ее разум.
Видя ее растерянность, Малкольм пришел к ней на помощь:
— Вы могли бы обсудить свои туалеты и без меня.
