обороняться от ищеек сэра Уильяма, проявят столь же мало уважения ко всякому, кто попытается нарушить ход их жизни и захватить их дома. Вам так не кажется?
Они повернули в обратную сторону и медленно поехали по берегу, возвращаясь по своим следам. Море продолжало отступать, и всадники уже не – распугивали более птиц, которые по-прежнему кормились на мелководье.
– Только подумайте, миледи, как непросто организовать перемещение и развертывание целой армии, – продолжил Бенуа, в то время как Анжелика сосредоточенно хмурилась, пытаясь понять, о чем он говорит. – Даже если мы предположим, что у Наполеона окажется достаточно хороших кораблей, чтобы перевезти сюда небольшую армию – кстати, я более чем сомневаюсь, что это возможно, – даже и тогда нельзя забывать, что у него недостаточно умелых моряков. Французские военно-морские силы до сих пор не сумели оправиться после потерь, которые они понесли при Трафальгаре.[12]
Отдельным вертким суденышкам не так уж и сложно шнырять по Ла-Маншу взад и вперед, но попытайтесь представить себе, какая неразбериха там начнется, если в одном направлении одновременно двинутся примерно двести или триста транспортных судов – причем каждое из них будет торопиться, чтобы не упустить прилив. Представьте себе, как они будут сталкиваться в поисках фарватера – не одно из них, несомненно, пойдет ко дну… Представьте себе, как они ощупью будут подбираться к нашим берегам по незнакомым для них водам… Нет, Наполеон может сколь угодно мечтать о том, как он захватит Лондон, однако я уверен, что он куда больше полагается на сокрушительную силу декретов,[13] которые он издал в Берлине и Милане.
Тут Бенуа замолчал, краешком глаза взглянул на Анжелику и, отвернувшись в сторону, принялся рассматривать берег.
Анжелика подождала, когда же он объяснит ей, что это были за декреты, но поняла, что, если она не попросит его, Бенуа и не подумает сделать это. Девушка глубоко вздохнула, почувствовав себя слегка уязвленной: как же мало ей известно об окружающем мире и в какое невыгодное положение ставит ее это невежество.
– Ну да, разумеется, – весело проговорила она. – Я припоминаю – кажется, я действительно что-то такое слышала о декретах Наполеона, хотя и не помню, что же именно…
– Берлинским декретом он объявил вне закона любую торговлю между Англией и контролируемыми французами территориями, независимо от того, какие корабли занимаются такой торговлей – британские или нейтральные, – ответил Бенуа, и лишь улыбка, на мгновение мелькнувшая на его губах, показала Анжелике, что он прекрасно осведомлен о ее чувствах. – Таким образом ему довольно успешно удалось частично изолировать нас от континента. Затем в Милане, примерно год и два месяца тому назад, он издал новые декреты, согласно которым вне закона объявляется любое нейтральное судно, которое позволило англичанам провести таможенный досмотр на своем борту или просто заходило в один из британских портов.
– Но как же так – ведь наш флот силен и могуществен! – искренне возмутилась Анжелика. – Как только Бонапарт может надеяться, что ему удастся…
– Начнем с того, что он, по-моему, и не надеется, – серьезно отозвался Бенуа. – Однако эти декреты, вне всякого сомнения, оказали весьма и весьма негативное влияние на английское судоходство и развитие промышленности. В прошлом году взбунтовались ткачи в Манчестере, так как сокращение производства довело их до полуголодного существования.
Анжелика ехала рядом с ним, глядя прямо перед собой и, казалось, не замечая пронизывающего ветра. Манчестер был так же малознаком ей, как и побережье Карибского моря, однако ей только тут пришло в голову, что война, оказывается, – это не только славные битвы и сражения на суше и на море, о которых так интересно читать потом в газетах…
– Разумеется, мы не оставили подобную дерзость безнаказанной и приняли соответствующие меры, – быстро сказал Бенуа, увидев, как расстроила Анжелику мрачная картина, нарисованная им. – После того как Наполеон издал Берлинский декрет, Англия заблокировала все европейские порты, доступ в которые был теперь для нас закрыт, позволяя нейтральным судам заходить в эти порты лишь в том случае, если они перед этим побывали в одном из британских портов и уплатили солидную таможенную пошлину за право выйти из него со всем своим грузом.
Кроме того, не следует забывать, что и французы несут тяжкие убытки от последствий наполеоновской блокады. Все товары, к которым они так привыкли: сахар, кофе, хлопок, специи, красители, табак, – все они стали теперь великой редкостью, и достать их очень непросто, если, конечно, не снизойти до контрабандных товаров.
Анжелика осуждающе посмотрела на него.
– И таким образом вы оправдываете контрабанду? – строго спросила она.
– Я не контрабандист, – коротко ответил Бенуа, и на лице его появилось непроницаемое выражение.
Анжелика прикусила нижнюю губу. В тоне его голоса не было никакой враждебности, однако ей показалось, что перед ее носом с треском захлопнулась дверь. Было совершенно ясно, что, как ни готов Бенуа порассуждать на общие темы, ей не удастся спровоцировать его на откровенность, даже при помощи таких неожиданных выпадов.
– Однако вам, несомненно, немало об этом известно, – проговорила Анжелика, с трудом изображая на лице улыбку.
– Как и каждому, кто читает газеты и старается следить за ходом событий, – ответил Бенуа, и девушка увидела, как вновь на мгновение блеснули в усмешке его белые зубы.
– Но мы ведь победим, правда? – по-детски спросила она. Впервые за годы войны Анжелика усомнилась в победе англичан.
– Да, конечно!
– Почему вы так уверены в этом? – настойчиво потребовала она.
– Да потому, что, сколько бы рынков ни закрыл для нас Наполеон здесь, в Старом Свете, мы всегда сумеем найти другие в Новом Свете, – ни на секунду не задумываясь, ответил он. – Нам уже удалось отбить кое-какие острова, принадлежавшие нашему противнику в Вест-Индии. До тех пор пока мы будем сохранять преимущество на море, нам не о чем волноваться – и мы победим, как только сумеем высадить на континенте армию, которая будет в состоянии нанести французам несколько поражений подряд.
