— А я никогда и не записывался в монахи. У меня было довольно много женщин. Разве ты ожидала иного?
— Знаешь что, Джесон, — сказала Гвинет, набрав в грудь побольше воздуха, — мы сейчас говорим не о твоей репутации, а о моей.
Она помедлила, собираясь с мыслями. На душе у нее скребли кошки. Предатель, предатель!
— Неужели ты думаешь, что тебя могут принять за мою любовницу? — задумчиво спросил Джесон.
— Если эта спальня — образчик вкуса твоих любовниц, то я на эту роль не гожусь, — сердито прищурилась Гвинет.
Джесон уловил, как в ее глазах вместо раскаленных угольков промелькнула веселая зеленая искорка, и, внимательно осмотрев вслед за Гвинет спальню, сказал:
— Насколько я помню, тебе никогда не нравились женщины, которые приходились мне по вкусу, верно, Гвин? Я говорю о том времени, когда мы с тобой были еще совсем молоды и жили в Хэддоу.
— Мне не нравились женщины, которые были тебе по вкусу? — широко улыбнулась Гвинет. — Но, Джесон, у тебя вообще нет вкуса! Тебя легко может увлечь любое существо, лишь бы оно двигалось и носило юбку! Рядом с тобой ни одна женщина не может чувствовать себя в безопасности, кроме разве что охотниц за мужьями.
— И тебя.
Глаза Гвинет вспыхнули, но в следующее мгновение их прикрыли длинные пушистые ресницы. Джесон взял Гвинет за подбородок и спросил, глядя в ее расстроенное лицо:
— Что с тобой, Гвин?
Она сердито отбросила его ладонь и жалобно сказала:
— У меня огнем печет бок и болит голова, а разговор наш все равно ни к чему не приведет. Я очень, очень благодарна тебе, Джесон, и за себя, и за Марка. Если бы не ты, не представляю, чем бы все это закончилось. Разумеется, я не имею никакого права лезть в твою личную жизнь, но пойми, мне нельзя здесь оставаться. Если родители моих учеников узнают о том, что я переехала в этот дом, их ноги у меня больше не будет. А как же мне тогда зарабатывать на жизнь?
— На жизнь, — повторил Джесон, понемногу начиная раздражаться, и ему захотелось крикнуть: «Почему о том, как заработать на жизнь, ты думаешь, а о том, что тебя едва не придушили, — нет?»
Впрочем, Джесону было бы что сказать, даже если оставить в покое тот трагический вечер. Он внимательно осмотрел весь дом, в котором жили Гвинет с Марком, и понял всю глубину их бедности. До этого Джесона сбивала с толку парадная гостиная, дальше которой его не пускали. Теперь он знал, что Гвинет едва сводит концы с концами и будет впредь делать то же самое, потому что — он готов был в этом поклясться — не позволит себе тронуть ни гроша из тех денег, которые на нее свалились, с тем, чтобы все их оставить Марку. На себя, во всяком случае, она не потратит из них ни пенса. Переубедить ее? Напрасный труд. Ведь она Рэдли, так же, как и Марк. Однако он сам, Джесон, не только Рэдли, но и попечитель Гвинет, и он не позволит ей оставаться на положении бедной родственницы.
Прекрасные глаза Гвинет наполнились слезами. Джесон призвал себя к спокойствию, присел на край постели и взял руки Гвинет в свои ладони.
— Послушай меня, Гвин, — заговорил он. — Ты не можешь вернуться домой. Подумай хорошенько. Тот человек, который на тебя напал, не был обыкновенным вором. Что, если он надумает вернуться? В следующий раз я буду не в силах помочь тебе. Вот почему я привез вас сюда — не для того, чтобы обидеть тебя, а для того, чтобы вы с Марком были в безопасности. В этот дом никто не сунется. Да и искать тебя в нем никто не станет.
Слова Джесона несколько успокоили Гвинет, и тем не менее она спросила:
— А почему тогда ты не отвез нас на Мун-стрит?
— Я думал об этом, но там слишком много слуг и слишком много посетителей. Кроме того, здесь, на Мэрилибон-Филдз, вам придется пробыть совсем недолго, от силы день-два. Как только ты встанешь на ноги, я отвезу вас с Марком в Хэддоу. Там ты и поправишься окончательно.
— Я сомневаюсь насчет Хэддоу, Джесон, — покачала она головой. — Это так далеко… Я растеряю всех своих учеников.
Джесон беззвучно выругался себе под нос и крепче сжал руки Гвинет — так, что та даже поморщилась.
— Ты разве не слышала, что я сказал? Твой дом не собирались грабить. Тому убийце нужна была только ты, Гвинет. Ты, и больше никто.
Лицо Гвинет заметно побледнело.
— Нет, — прошептала она, качая головой. — Тот человек явно ошибся. Теперь он об этом знает. И ему была нужна не я, а портрет. Маленький портрет, которого у меня нет.
— Портрет? Что за портрет? Чей?
— Он не сказал, а я, — Гвинет хрипло рассмеялась, — а я, как ты сам понимаешь, не спрашивала.
Джесон ненадолго задумался, а затем сказал:
— Тебе должно быть что-то известно, Гвин. Думай. Быть может, кто-нибудь показывал тебе портрет или говорил с тобой о каком-то портрете, или…
— Нет же! — крикнула она. — Как ты думаешь, почему я уверена, что тот убийца пришел не по адресу?
— Послушай, Гвин, — веско заговорил Джесон, стремясь донести до Гвинет всю серьезность ситуации, в которой она оказалась. — За последнее время произошло немало странных вещей, и каждый раз оказывается, что ты так или иначе связана с ними. Когда мы с тобой виделись в первый раз, ты говорила, что за тобой следят. В тот же вечер ты чудом не становишься жертвой убийства на лестнице в доме Сэквилла. Наконец, на тебя нападают в твоем собственном доме. И это не случайное, а обдуманное нападение. Марк рассказал, что этот Гарри уже заходила утра в ваш дом и при этом задавал множество вопросов. Мэдди подтвердила это. Убийца побывал в каждой комнате, очевидно, искал тот самый портрет, но не нашел и вернулся тогда, когда, по его расчету, вы с Марком должны были быть в доме совершенно одни. Теперь ты видишь, как опасно тебе оставаться в своем доме? По крайней мере до тех пор, пока мы не найдем этого Гарри. В Хэддоу ты будешь в полной безопасности и сможешь спокойно поправляться. А там посмотрим.
Гвинет приложила руку к виску. Она хотела стереть из памяти все детали того страшного вечера, но не смогла и задрожала от запоздалого страха. Она чувствовала себя такой беспомощной!
Увидев слезы, вновь подступившие к глазам Гвинет, Джесон вздохнул и сказал, обнимая ее за плечи:
— Ну-ну, успокойся. Быть может, я и преувеличиваю опасность.
— Гарри… Он грозил расправиться с Марком, — всхлипнула Гвинет. — Я думаю, что даже если бы он и получил тот портрет, он все равно убил бы меня, а быть может, и Марка.
Джесон ясно увидел перед собой эту картину — развороченная кухня, пол, усыпанный осколками посуды, и Гарри, наводящий на Гвинет ствол револьвера, и снова почувствовал холодок под сердцем — точно такой же, как в ту секунду, когда грянул выстрел.
— Ничего этого не случится, если ты будешь не одна, — запальчиво сказал Джесон. — Ты должна вернуться в свою семью, к людям, которые о тебе позаботятся. Иначе, черт побери, твоя проклятая гордость сведет тебя в могилу, Гвин. Одинокая женщина…
Гвинет резко отшатнулась от него, и Джесон тут же замолчал.
— Это не такая уж редкость, — прошептала Гвинет. — И в том, что женщина живет одна, нет ничего предосудительного.
— Гвин, — сказал Джесон, раздражение которого утихло, а вот страх и возбуждение остались. — Давай не будем переводить разговор в область предположений. До тех пор, пока все не уладится, ты не можешь жить одна, как ты этого не понимаешь?
Джесон пылко обнял Гвинет. Ему не хотелось сейчас ни спорить с ней, ни пугать ее, а просто хотелось обнимать горячее упругое тело и знать, что никакие силы ада не посмеют тронуть Гвинет, пока она остается в его объятиях.
Гвинет придвинулась ближе к Джесону. Так она всегда делала еще в детстве, когда кто-то обижал ее, а Джесон начинал успокаивать. Правда, на этот раз их роли поменялись, и теперь уже Гвинет успокаивала
