много разрубленных голов, много вдовых женщин, много жадных воронов над грозными воинами, много отрубленных рук, разбросанных перед войском.

Когда их предводители встретятся лицом к лицу со смертью, когда трупы полягут вокруг их вождей, им будет отмщено за все грабительства, частые набеги и предательства.

Кимры победили в бою. У них одна мысль, одно слово, один язык, одна вера. Кимры опять будут победителями. Они хотят сражаться. Они соберут свои силы, они развернут хоругвь святого Давида, и воины Ирландии устремятся к ней через море. С нами поднимутся люди Дублина, и они не отступят ни на шаг в бою.

Спокойный голос Ланфранка под мягкий шум камина, под треск огня, под нарастающий звук метели за окнами замка, казалось, должен был усыпить Вильгельма. Крупный, с уже оплывшими плечами, с руками, приученными после сытого обеда укладываться в безделии на постели, с округлым лицом он был славным потомком Пешехода. Любил Вильгельм хорошо поесть и – если позволяли дела – отдохнуть в послеобеденный час. Здоровье у него было отменное, он мог уснуть здесь же, у камина, под грохот посуды, под визг детей, под тарахтенье подруг Матильды, впрочем, все реже навещавших замок. Спал он крепко, как ребенок. Но как воин мог вскочить в любой миг и броситься на врага.

Слушая Ланфранка, герцог о сне даже не помышлял. Англия интересовала его все больше. Не догадываясь о том, как сложится дальнейшая его судьба, он часто ловил себя на мыслях о старом разговоре с Эдуардом, теперь уже королем Англии. Приор монастыря Бек чувствовал эти мысли Вильгельма. Он читал песню Голиддана без пафоса и героических ноток в голосе, как читал он молитвы пред алтарем. Но Вильгельм слушал его очень внимательно.

– Не понимаю! – честно признался герцог. – Зачем он сделал это?!

– А зачем Карл Простоватый отдал Руан нормандцам?

– И это я тоже не понимаю!

– Но в противном случае мы здесь не разговаривали бы сейчас.

– Не знаю, где бы мы сейчас разговаривали, но лису запустить в курятник – зачем?

– Иной раз внутренние враги бывают страшнее той лисы. Ты это знаешь лучше меня.

– Я это знаю. Уже десять лет я с оружием в руках доказываю, в том числе и своим сородичам, право на власть в Нормандии. Но сам доказываю, сам! Я прекрасно знаю, что даже мой добрый и заботливый опекун, король Генрих, мечтает присоединить Нормандию к Франции. Но я никогда не приглашу в свой дом ни судью, ни палача, ни спасителя из чужого края. Лучше – сам. Так лучше.

– А если не хватит сил?

– Хватит. Мало ли сил было у бриттов, пригласивших на службу людей с «короткими мечами»?

– Маловато. Вожди саксов приняли предложение, выпросили у Гуортеирна небольшой остров Танет у берегов Кента.

– О нем поется в песне Голиддана.

– Да. Через некоторое время Генгиста и Горза со своим войском одержали первую победу над пиктами и скоттами. Вождь бриттов радовался. В эти же дни с материка на Танет приплыло три десанта легких кораблей. Гуортеирн не обратил на это внимания. Войско Генгиста и Горза еще несколько раз победило пиктов и скоттов.

– А на Танете скопилось людей, как в муравейнике!

– Так было. Саксы потребовали от короля бриттов земли уже на Альбионе. Что оставалось делать Гуортеирну?

– Тебе его жаль?

– Его надо понять.

– Слабый человек. Открыл дверь, впустил в свой дом дикого зверя, чтобы…

– Саксы были сильны. Как сейчас сильна Нормандия. Это надо помнить. Через шесть лет после высадки в Танете люди «длинных ножей» основали в Кенте королевство людей Кента – Кент-Варарик.

– Как сейчас сильна Нормандия, – повторил Вильгельм и вдруг взорвался: – Но англосаксы выдворили нас после моего путешествия на Альбион! Им это даром не пройдет!!

Ланфранк удивленно посмотрел на собеседника.

– Ты спешишь, – кротко напомнил он своем ученику. – Вернемся к Цезарю.

– Цезарь и римляне тоже использовали распри между племенами Альбиона, ведь так? Неужели бритты забыли об этом?

– Забыли. Но их надо понять, – Ланфранк был очень спокоен. – Римляне в последние сто лет пребывания на острове делали для бриттов и других племен острова доброе дело.

– Какое?

– Мир был на Альбионе в эти времена. Даны боялись ходить туда, прекратились распри.

– Ничего хорошего! – резким был голос Вильгельма. – Когда римляне ушли с острова, то на Альбионе не осталось ни хороших военачальников, ни сильных воинов. Мир разнежил бриттов. Поэтому их король вынужден был предложить саксам служить у него.

– Все верно. Но мир – это то, к чему стремится любой народ, даже если он приучен воевать, даже если он одерживает победу за победой. Мир – это цель, но не война.

– Мир превратил обитателей острова в изнеженных детей. Только долгий мир виноват в том, что саксы захватывали земли в Кенте, стали расширять свои владения на острове.

Ланфранк, внешне не выдавая своего настроения, словно бы нехотя подбрасывал в негромкий костерок беседы свои мысли. Вильгельм, не замечая этого, излагал ему выученный за несколько месяцев урок – хронику событий на Альбионе за последние тысячу лет. Дюк Нормандии, читая книги, не только запоминал факты, но пытался осмыслить движение истории острова, который уже более десяти сотен лет притягивал к себе материковый люд. В этих редких беседах-уроках сын Роберта Дьявола, могучий боец Вильгельм, совсем еще молодой человек, без двух месяцев отец, учился (так хотелось – так казалось Ланфранку) не бояться исторически крупных дел. Да, в боях дюк Нормандии был великолепен – зол и дик, находчив и упрям, умен и быстр в решениях, неожиданней. Победитель! Таких немного даже в бесконечно воюющей Европе. Из таких гениев боя судьба иной раз творит стратегов, способных, если не управлять, то хотя бы удачно вписываться в могучий поток истории, добиваться тем самым воистину великих побед.

Дело незаметно для обоих подошло к вечеру. В зал вошла Матильда. Живот у нее был большой. На людях она не боялась его (забывалась, что ли?), и сейчас она мирно улыбнулась мужу и Ланфранку:

– Разговор мужчин не затянулся?

– Уже вечер! – коротко бросил Вильгельм, обняв жену, та посмотрела на него с благодарностью и, обращаясь к Ланфранку, сказала:

– Разве можно целыми днями говорить о своих мужских делах? Разве это не скучно?

– Это – скучно. Но мы говорим и о женских делах тоже.

– Что же вы говорите о нас? – Глаза у Матильды были крупные, синие, доверчивые, в них весело играл огонек камина, огонек каприза. – Какие женские дела вас волнуют?

– Придется сознаваться, – буркнул Вильгельм добродушно. Он не знал, что в этот миг Ланфранк действительно думал о женщине.

– Вот какая забавная история случилась с одной женщиной! – улыбнулся приор. – Послушайте!

ЗАЧЕМ ЦАРЯМ НУЖНЫ ЖЕНЩИНЫ

«Человек, который не думает о том, что может случиться в будущем, обязательно вскоре столкнется с горестями».

Конфуций. Древнекитайский философ. VI-V вв. до н. э.

– Царь Гермегисл правил в шестом веке варнами. Осели те на севере Истра[8]. Хорошая была земля, и Гермегисл правил мудро, старался не воевать с соседями: франками на Западе, за Рейном, бриттами – за морем, славянами – на востоке, готами – на юге. Племя варнов было небольшое, царь, понимая, что любой могущественный народ может напасть на него, решил добиться прочного мира старым, испытанным средством: сам женился (он был вдовым) на сестре франкского короля Теодеберга, а за юного сына, Радигиса, сосватал сестру царя ангилов, одного из племени бриттов, не пожалев для важного дела большого приданого.

Закончив с этим, он как-то прогуливался верхом в сопровождении знати по лесу, с удовольствием слушая хвалебные речи. Погода была прекрасной. Мирно шумели деревья, пели птицы, верещал быстрый

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату