— Как я уже говорил, сэр, о несчастье, вас постигшем, мне стало известно от сестры. Долг платежом красен: ведь это благодаря вашему деду я смог получить сан священника, я теперь мне наконец представилась возможность отплатить добром.
— И заодно послужить верой и правдой сэру Чарльзу. Не то что бы я не испытывал к вам благодарности, но старый джентельмен, должно быть, находился в самом отчаянном положении, раз согласился на ваш план, а вот этого, честно говоря, я не понимаю. Антония ведь не только наследница, но и редкостная красавица, и, думаю, когда пришло бы время искать ей мужа, это перевесило бы неблагоприятные обстоятельства ее рождения. Или есть еще что-то, неизвестное мне?
— Больше ничего, мистер Сент-Арван, даю слово, — с самым торжественным видом заверил Торнбери.
— Трудность заключалась в том, что сэр Чарльз твердо решил, что ее муж должен быть хорошего рода. Быть может, если бы он меньше стыдился ее происхождения или придумал бы, как его скрыть, все и забылось бы, но он никогда не делал из своих чувств секрета ни для нее самой, ни для окружающих. По его мнению, мисс Антония живет на свете только для одной цели — воспрепятствовать Роджеру Келшеллу получить наследство и обеспечить, чтобы это наследство перешло к кому-нибудь, в ком течет кровь сэра Чарльза. Прямому потомку Энтони Келшелла. Эта навязчивая идея управляет его жизнью уже более двадцати лет.
Джеррен продолжал хмурится.
— Так значит, вы признаете, что сэр Чарльз психически не вполне здоров?
— Могут ли быть сомнения на сей счет, сэр? — со вздохом отвечал Торнбери. — О, когда речь заходит об управлении делами поместья, разум его совершенно ясен и здрав, но любой, до такой степени одержимый ненавистью, не может считаться вполне здоровым.
— И однако же, вы не нашли ничего дурного в содействии этим безумным планам, — произнес Джеррен с неожиданной суровостью. — По-моему, вы как человек, облеченный саном, наоборот, должны были сделать все, чтобы защитить от них девушку.
— Я делал все возможное, — мистер Торнбери выпрямился в кресле с несколько потешным достоинством. — Если бы ни жалость и боль за это несчастное дитя, я покинул бы этот дом еще много лет назад.
— Жалость, которая выразилась в предложении насильно выдать девушку замуж за незнакомца! За человека, о котором вы не знали ничего, кроме имени и того, что он без гроша и сидит в долговой тюрьме. Как видите, сэр, я не строю иллюзий относительно самого себя.
— Вы несправедливы к себе, мистер Сент-Арван, — с серьезным видом возразил Торнбери. — Мисс Антония всегда внушала мне сильную тревогу. Ведь она ничего не знает о мире, лежащем за пределами Келшелл-Парка, ибо всю жизнь ее держали здесь, словно пленницу, не позволяя встречаться ни с кем, кроме эконома да еще гувернанток и учителей. — Заметив недоверие в глазах Джеррена, он мрачно кивнул. — Я вовсе не преувеличиваю, сэр. Когда речь шла о ее образовании, сэр Чарльз денег не жалел: ее воспитали как настоящую леди и научили всему, что полагается — ни на секунду не давая при этом забыть, что она здесь из милости. Стерегли и охраняли, словно героиню какой-нибудь старинной легенды, хотя все знали: такое отношение диктуется ненавистью, а вовсе не любовью. Только представьте — она задумала убежать, едва станет совершеннолетней, совершенно не понимая, что придется одной, без средств оказаться в мире, о жизни которого она не имеет ни малейшего представления. И я должен был равнодушно дожидаться, не пытаясь предотвратить такое несчастье?
— Еще неизвестно, намного ли меньшим несчастьем окажется устроенный вами брак, — иронически заметил Джеррен. — Раз уж вы считали себя ее другом, отчего же не помогли им с Винсентом обвенчаться, если именно этого она хотела?
— Потому, сэр, что не доверяю ни ему, ни его отцу. Он не случайно познакомился с мисс Антонией, а появился в нашей округе под вымышленным именем именно для того, чтобы завоевать ее доверие и расположение. Разве это честно?
— Я бы сказал — благоразумно и осторожно, особенно учитывая все обстоятельства. Вам кажется, будто он поступил так из намерения завладеть состоянием Келшеллов, а вот по моему твердому убеждению, он на это не способен. Титулованный поэт, романтик — мечтатель! Охотник за приданым? Нет, скорее уж — жертва красоты и странной, трагичной истории Антонии. Так что, мистер Торнбери, ваше предположение далеко от истины.
— Возможно, сэр, возможно, — охотно согласился капеллан. — Однако, если о Винсенте вы судите и правильно, то отец его, будьте уверены, совершенно другой. Не исключено, что именно по его приказу юноша и принялся ухаживать за мисс Антонией, но просто оказался не в состоянии быть покровителем и защитником, в котором она так нуждается.
— Защитником от кого, мистер Торнбери? От Роджера Келшелла или от сэра Чарльза?
— От обоих, сэр, — с уверенностью отвечал собеседник. — От обоих и от того жестокого, неестественного образа жизни, в который ввергла ее их вражда. Защитником, каковым, я уверен, станете вы, если, конечно, захотите.
— Если захочу… — задумчиво повторил Джеррен. Воцарилось молчание, мистер Торнбери смотрел напряженно, пытаясь прочесть хоть что-нибудь на этом волевом, отважном, но совершенно непроницаемом лице. Наконец Джеррен взглянул на него — в глазах светилась ирония: — Впрочем, мы с вами, сэр, оба хорошо знаем, что мое желание уже не важно, поскольку выбор за меня уже сделали — в тот момент, когда Антония стала моей женой.
На следующий день, ближе к вечеру, Антония была в библиотеке, когда туда зашел Джеррен. После столкновения в гостинице она всячески избегала оставаться с ним наедине, и встречались они только за столом, в покровительственном присутствии мистера Торнбери и слуг. Джеррен тоже не искал ее общества, поэтому его появление в библиотеке несколько смутило Антонию. Она быстро поднялась с явным намерением убежать.
— Соблаговолите задержаться на минутку, мадам, — учтиво произнес он. — У меня возникло желание побеседовать с вами.
Лицо ее стало враждебным: — Я этого желания не разделяю, — хмуро возразила она и попыталась проскользнуть к двери, но он сделал это раньше и загородил проем рукой. Ситуация, похоже, забавляла Джеррена.
— Не исчезайте, голубушка, — он улыбался. — Честное слово, можете меня не бояться.
От такого явного вызова она застыла, в глазах заплескался гнев.
— Бояться? Вас? — Тон был колюче-презрительным.
— Вы себе льстите, сэр. Он улыбнулся еще шире: — В самом деле? Впрочем, у вас ведь есть кинжал, и вы им, без сомнения, воспользуетесь, не колеблясь.
— Так что же вы хотите мне сказать? — прервала она с нетерпением. — Если это важно, то говорите скорее.
Он изогнулся в поклоне, в глазах искрился смех: — О, вряд ли это так важно для вас. Я просто хотел сообщить, что через несколько дней уезжаю в Лондон.
— Уезжаете? — Раздражение на ее лице сменилось удивлением, затем она пожала плечами. — Как вы справедливо соизволили заметить, для меня это совершенно не важно.
— Да — если только вы не пожелаете сопровождать меня. Полагаю, Лондон покажется вам куда интереснее здешних окрестностей.
— Лондон! — Сверкнув глазами, Антония стиснула руки. На секунду перед Джерреном вместо враждебно настроенной женщины мелькнула девчонка, полная нетерпеливого, жгучего любопытства, но тут же лицо ее снова затуманилось. — Он не отпустит меня.
— Сэр Чарльз уже дал свое согласие, хотя, признаюсь, сперва пришлось напомнить ему, что, выдав вас замуж, он полностью утратил власть над вами. — Джеррен говорил спокойно, но чувствовалось, что все это его по-прежнему забавляет. — Полагаю, с подобным напоминанием, а тем более с убеждением, ему пришлось столкнуться впервые.
Антония с подозрением смотрела на него: — С чего вы так хлопочете, чтобы доставить мне удовольствие?
— Удовольствие? Вам? — бровь насмешливо поднялась, раздался тихий смех. — Рискуя показаться
