Америк.
Обычно он просто кипел идеями и энтузиазмом. Он находил счастье в придумывании новых изобретений и воплощении их в жизнь. А завершив очередной проект, впадал в меланхолию, ничуть не более болезненную при неудаче, чем при успехе. Теперь она овладевала им по завершении каждого рабочего дня.
Наконец они добрались до дома. Она рассталась с ним возле входной двери и, наделив приветливой улыбкой, а возможно, потратив ее впустую, отправилась по делам фермы. Вечерами Америк занимался у себя в спальне планами и чертежами. Возможно, это занятие и теперь отвлечет его.
Она застала Аластора в сарае с новым плугом, внимательно обследовала усовершенствованное орудие и в конечном счете одобрила. Послав вольноотпущенника на скотный двор кормить кур, свиней и овец, которых уже пора было стричь, она направилась в масличную рощу.
До начала сбора плодов со старых деревьев оставалось еще более месяца, поэтому она осмотрела молодые посадки. Аластор с утра удобрил их, и деревца казались здоровыми. Пройдет еще три года, прежде чем они начнут давать урожай, а тогда и оливки, и масло можно будет продавать за хорошие деньги.
Плата Америка за жилье постепенно возрастала, всякий раз по его инициативе. Сперва эти деньги ограждали ее от нищеты, а потом оказались ступенькой к благосостоянию. Марция тратила их осторожно — кто знает, когда Америк отправится восвояси? — но постепенно укрепляла свое хозяйство. Лучшие инструменты, больше овец — больше шерсти и сыра, несколько других животных, чтобы можно было лишний раз позволить себе такую роскошь, как мясо, и конечно же, молодые маслины в дополнение к четырем старым деревьям. Они заняли часть зернового поля, однако те времена, когда семья полностью зависела от урожая злаков, уже уходили в прошлое.
Единственная неприятность произошла, когда Марция купила Евдокию.
Рабыня была большой подмогой в хозяйстве, однако ее появление смутило Америка едва ли не до протестов. И уже скоро он начал предлагать выкупить у нее и Евдокию, и Аластора, чтобы освободить обоих. Его представления о рабстве были в известной мере просто восхитительны и в то же время удивительно наивны.
Они пришли к компромиссу. Марция как хозяйка дома соглашалась отпустить обоих на свободу, Америк же обязался возмещать ей те деньги, которые она будет выплачивать им за работу. Свобода не сделала вольноотпущенников ни обездоленными, ни наглыми. Оба работали, как и прежде, усердно, и если Марция что-то понимала в мужчинах и женщинах, уже подумывали о свадьбе.
Она прошла в дом, собираясь занять детей домашними делами перед весперной[7], и застала их в атриуме за игрой, к ее некоторому удивлению, с Америком. Игру, конечно, придумал он: надо было выставлять камешки с буквами на расчерченной доске.
Марцилла указала на камешки, которыми играла вместе со старшим братом.
— Написано «volup», Авл. Твой ход.
— Некуда ходить. Нужно пересечение. И не рассказывай ему нашу… ой, мама.
Марция сурово посмотрела на них.
— Так вот как вы, дети, занимаетесь делом?
— Они сказали, что уже справились со своими заданиями, еще до того как мы вернулись домой, — проговорил Америк. — Иначе я не стал бы играть с ними.
— Мама, но мы все сделали, на самом деле все, — сказала Марцилла. — Я подмела атриум, а Авл принес дрова, воду и все остальное.
Марция осмотрела пол атриума, выдерживая паузу. Нельзя было давать согласие так вот сразу.
— Ну, хорошо, только к ужину обязательно закончите игру.
Ее решение вызвало радостные возгласы у детей и легкий кивок Америка.
На большинстве местных ферм девятилетний мальчик и семилетняя девочка работали бы весь день, быть может, пару часов уделяя занятиям с кем-нибудь из членов семьи. Америк считал, что им надо учиться в городе, и предложил оплачивать услуги учителя — причем не только для юного Авла, но и для Марциллы, чем приятно удивил Марцию.
Она сказала: нет. И он оставил тему. Не стал уговаривать ее и пользоваться своими деньгами, словно дубинкой. Через несколько дней она изменила свое решение и согласилась, как и хотела с самого начала. Просто ей надо было убедиться в том, что он не намерен отобрать у нее место главы семьи. Любой из местных мужчин в подобных обстоятельствах так бы и поступил, однако Америк сохранял за Марцией ее власть и достоинство.
Он никогда не пытался за ней ухаживать. И глядя на детей, занятых его обучающей игрой, она пожалела об этом, причем не впервой.
Она знала, что Америк был когда-то женат и что жена его умерла, вернее, погибла. Быть может, вновь покориться власти Венеры ему мешала незажившая рана. Она могла даже оказаться причиной его меланхолии, хотя Марция в этом сомневалась. Жить все равно надо — так решила она сама, потеряв своего Авла.
На кухне Марция помогла Евдокии, занявшись теми мелочами, которые хотела поручить Марцилле. Игра в атриуме закончилась к тому самому мгновению, когда часы — естественно, работы Америка — прозвонили срок. Она как раз выставила миску с овощами, когда у стола появился юный Авл.
— Ты победил, сын?
— Нет, мама. Америк такой хитрый.
К нему присоединилась Марцилла.
— Слишком хитрый. Но скоро мы одолеем его. Очень скоро.
Америк похлопал ее по плечу.
— Не сомневаюсь.
Он улыбнулся, но Марция видела его насквозь. И ничего не могла поделать с его тоской, разве что отвлечь ненадолго.
На весперну обыкновенно выставлялось то, что не доели в полуденную сену. Миски были полны овощей, на одном блюде лежали остатки холодной курицы. Все сидели за одним столом, не обращая внимания на различия в возрасте и положении.
Даже теперь, достигнув определенного благосостояния, Марция и не думала приобретать обеденные ложа. Они свели бы на нет нынешнюю близость: соседство с Евдокией, обменивавшейся ласковыми словами с Аластором, вид детей, совместно выуживавших лакомые кусочки из миски с овощами, и ощущение покоя и благородства, исходившее от сидевшего по правую руку от нее Америка.
За ужином Америк казался столь же счастливым, как и все остальные. Быть может, в то мгновение он и вправду чувствовал себя счастливым. Марция еще ни разу не проникала в глубину его печали, всегда откладывая это на завтра. И она переставила к нему блюдо с курятиной, чтобы хоть чем-то порадовать.
Когда рассветные лучи начали пробиваться сквозь ставни, Марция позавтракала у себя в спальне хлебом и сыром. Авл и Марцилла уже отправились в Нарнию, в школу, но она не заметила, чтобы Америк, как обычно, вышел вместе с ними. Наверное, он ушел еще раньше.
Она как раз приканчивала последний ломоть, когда услыхала глухое рыдание. Она прислушалась, звук повторился.
Марция вошла в атриум, движением руки отослав Аластора и Евдокию, уже приближавшихся к комнате Америка. Отодвинув в сторону дверную занавеску, она посмотрела на Америка, сидевшего на постели, прижав кулаки к глазам.
— Ничего мне не надо, Евдокия, — простонал он. — Оставь меня.
— Не оставлю.
Америк вздрогнул и съежился от стыда.
— Прости меня, моя Марция. Сегодня у меня плохое утро, вот и все.
— Не только сегодня. — Она вошла внутрь комнаты и, стараясь говорить негромко, словно бы это могло помешать слугам подслушивать, произнесла: — Ты страдаешь уже давно. Не только сегодня утром. И я должна знать причину.
