Мысли у Магды метались, как в лихорадке. Но ни муж, ни она не желали признаться, что каждого из них гложет тревога. Они замолчали.
Керекеш потирал лицо, Магда давила в пепельнице еще горящую сигарету.
– Словом, помочь ничем нельзя, – раздраженно бросил Керекеш.
– Можно. Но помощи надо ждать не от Амбруша.
Керекеш вмиг перенял ее тон, и оба яростно кидались словами.
– От кого же?
– От самого Жолта.
– Ты в это веришь?
–
– Прекрасно!
– Мальчик для тебя как камень на шее.
– Это ложь!
– Нет, не ложь! Зачем отрицать! Ты знаешь, что такое снежная слепота?
– Я столько лет так страшно напрягал свое зрение, что ничего удивительного, если я ослеп.
– Тамаш, я очень боюсь, что ты не сможешь ему помочь.
– А кто поможет? Отступиться от него я не могу. Все-таки я отец.
– Мальчик чувствует, что ты не веришь в него.
– Это он чувствует прекрасно. И я поражен, что он согласился продлить каникулы.
– Ему посоветовал это Амбруш, а он с доверием…
– К черту доверие! Почему он не стал брыкаться, что его причислили к контингенту больных? Он ведь не болен! По-моему, больше месяца, как он совершенно здоров.
– Это действительно на него совсем не похоже. Спроси Амбруша.
– Зачем? Мальчишке просто нравится шататься без дела. Как будто мы этого не знаем!
Магда встала и вынесла наполненную окурками пепельницу. Потом открыла окно, выглянула украдкой в сад и глубоко вздохнула. Она видела, что Керекеш устало улыбнулся.
– Как странно. У нас с тобой нет разногласий, мы никогда не ссоримся. Единственная тема – Жолт…
– Нет, мы не ссоримся! Даже теперь!
– Нет?
– Нет! Но у Жолта такой сложный, противоречивый характер…
– Это бесспорно… Половина одиннадцатого. Я больше не могу сидеть и ждать.
Магда снова подбежала к окну, на лице ее было отчаяние, но она еще пыталась бороться.
– Сейчас он придет. Не волнуйся.
Глаза Керекеша вдруг увлажнились.
– Этот мальчик никогда в жизни не ждал меня. Всегда жду я.
– Да вот он идет. Успокойся.
Керекеш махнул рукой. Отвернулся, подышал на очки. Тихо хлопнули снаружи ворота. Но знакомого пошаркиванья ног слышно не было.
Магда вопросительно взглянула на мужа.
– Он привязывает собаку, – сказал Керекеш.
Оба прислушивались. Мальчик, должно быть, шел на цыпочках. Вот скрипнула дверь прихожей, раздался короткий щелчок, и наступила долгая тишина.
Магда шагнула к двери, но Керекеш сделал предостерегающий жест: никаких встреч.
Они ждали. Ждать пришлось долго. Потом послышалось тихое урчание воды и приглушенный смех.
Жолт прокрался в приоткрытую дверь. Лицо его было чистым, смугло-румяным, глаза с восточным разрезом то вспыхивали, как пламя, то гасли до черноты.
Он стоял смущенный, выставив вперед ногу и нервно отстукивая по паркету ритм.
– Я пришел, – сказал он.
Керекеш сморщился, словно голову его пронзила нестерпимая боль.
Магда вскочила. Лицо ее было бледным, нервы до предела натянуты.
– Я взгляну на Беату, – шепотом сказала она и собралась уже выскользнуть.
– Она спит, – сказал Жолт, остановив ее взглядом.
