асфальт. Когда мама его увидела, то чуть не выпила перекись водорода, которую достала из аптечки. Ваня был весь в крови.
– Привет, – сказала мама Вадику. – Никогда мне больше не звони.
– Хорошо, – покорно согласился Вадик.
Пока мама везла сына в травмпункт, папа ей без конца звонил и кричал в телефон, что Ване нужно оторвать голову за безответственное поведение, что я отказываюсь есть и кидаюсь тарелкой, а Вася не хочет делать английский без мамы и жаждет подробностей о происшествии. А еще про то, что покоя никогда не будет с этими детьми и он скоро сам сляжет с какой-нибудь невралгией.
– Мальчика моего посмотрите? – забежала мама к врачу.
– Заводите. Сколько ребенку лет? – спросила медсестра.
– Двадцать четыре, – ответила мама.
Ваня зашел в кабинет, постанывая, охая и чуть не плача.
– Избили? Из-за девушки? – с надеждой спросила медсестра.
– На велике катался, – промямлил разбитым ртом Ваня.
Мама с Ваней сидели в коридоре и ждали рентген. Рядом на лавочке сидел мальчик лет восьми. Тоже с разбитым лицом.
– Подрался? – спросил мальчик Ваню.
– Не-а, на велике катался, – ответил он.
– А я подрался. Из-за девочки. С другом, – вздохнул мальчик. – Понимаешь, я ее с первого класса люблю, а он только в этом году влюбился. А как ты на велике разбился?
– Прыгал через ступеньки.
– Зачем? – удивился мальчик.
– Просто так. У меня вообще-то нос, может быть, сломан. – Ванька начал раздражаться, что его никто не жалеет и не считает крутым.
– А я руку два раза ломал, – пожал плечами мальчик. – Один раз в детском саду, это не считается, а второй – в первом классе. Реально круто было – я левой рукой писал. А чё ты у врача орал?
– Больно же! – Ванька почти кричал. – Зеленкой! Еще и бинт отрывали! Почти с мясом!
– Да ладно тебе. Подумаешь, зеленка. Меня, знаешь, сколько раз зеленкой мазали! Раз тысячу. А ты из-за девочки дрался?
– Нет! Слушай, помолчи, а?
– Когда говоришь, то не так больно. Мне бабушка всегда так советует. Я тебе помочь хотел, – обиделся мальчик.
Из рентгеновского кабинета вышла медсестра со снимком.
– Сломан? – с надеждой спросил Ванька.
– У тебя нет. Трещина, – ответила медсестра. – А у тебя сломан, – сказала она мальчику. – Не волнуйся, до свадьбы заживет, девушки будут любить.
– Это самое главное, – серьезно отозвался мальчик. – А ты это, как маленький, в следующий раз шлем надевай, и вообще ты уже взрослый, чтобы на велике по ступенькам прыгать.
Ванька еле удержался, чтобы не съездить ему по носу.
– Скажи мне честно, ты из-за девушки подрался? – спросил Вася брата, когда его увидел.
– Нет! С велосипеда упал! Что у вас, у мелюзги, одни девушки на уме? Не может человек просто на велосипеде покататься в субботний вечер? – возмутился Ваня.
– В твоем возрасте это странно, – сказал спокойно Вася. – Тебе как раз с девушкой нужно быть. А в моем возрасте можно еще на велосипеде кататься. Мама тебя ругала?
– Нет. Дула, когда меня мазали зеленкой.
– Везет. А меня бы убила. Ты теперь дома будешь сидеть?
– Да.
– Везет! А очень больно падать?
– Очень. Даже не думай повторять. Мама тебя убьет.
– Это меня и останавливает...
– Как вы? – звонит и спрашивает папа.
– Нормально вроде бы, – отвечает мама осторожно.
Она почему-то уверена, что если действительно все нормально, то это ненадолго. И тишина в доме не к добру. И спокойные дети – к неприятностям. И если слишком все хорошо – тоже плохой знак.
Мама сидела на диване и делала вид, что не спит. Я зашла за занавеску. Мне нравится стоять за занавеской и думать. Интересно, когда тебя никто не видит, а ты всех видишь. А потом пришел Вася и начал со мной играть – заматывать в занавеску и разматывать.
– Я пять минуточек посплю. – Мама укрылась с головой пледом. – Всего пять минуточек.
Я была не виновата. Это все Вася. Мама проснулась от дикого грохота.
– Доигрались, – произнес Вася.
Я лежала на полу завернутая в занавеску, как в кокон. Даже рукой не могла двинуть.
– Где Сима? – ахнула мама.
– Где-то там, – показал Вася пальцем.
На полу лежала гора из занавесок, сверху карниз. Мы играли, я наступила на занавеску, Вася потянул – и все... То есть я лежала в самом низу, завернутая в тюль, а сверху на мне лежали тяжелые портьеры. Мама кинулась вытаскивать меня из-под завала.
– Сима, я же тебе говорил, стой спокойно, – сказал Вася.
Мама размотала меня из тюля и с тоской посмотрела на карниз.
– Может, пусть так остается? – предложил Вася.
Мама встала на подлокотник дивана и попыталась приладить карниз на место. Вася держал молоток. Я тянула на себя тюль и занавески, потому что мне очень понравилась такая игра.
– Вася, дай ей что-нибудь! – попросила мама.
Вася дал мне первое, что пришло ему в голову, – молоток.
– Вася, забери у нее молоток! – опять закричала мама.
– То дай, то забери... – буркнул Вася.
С папой я всегда ною и капризничаю.
– Что? Что ты хочешь? – кричит папа, у которого разрывается сердце от моих криков.
– Уйди куда-нибудь, – просит его мама, – она от тебя не отлипнет.
Папа прячется по всей квартире, стараясь не шуметь. Скрывается то в ванной, то на кухне. А когда случайно что-нибудь роняет, то вжимается в стену.
– Что ты орешь? – спрашивает меня Вася. – Это мне орать нужно. Я из-за тебя даже фильм не могу посмотреть и математику под крики вынужден делать. Ночью я уже привык, не просыпаюсь, но ты хоть днем можешь не ныть?
Я тут же замолкаю.
Но если покричать подольше, то папа возьмет на прогулку все, что мне будет нужно, – коляску для меня, коляску для куклы, санки, мячик, две лопатки, пакет с едой для птиц, игрушку, две пары запасных перчаток. И будет все это за мной носить.
Мама собиралась на важное торжественное мероприятие. Поскольку она давно нигде не была, то очень хотела быть красивой. Она металась по дому от одного зеркала к другому, уже в вечернем платье, и подбирала то украшения, то сумочку.
Больше всего она себе нравилась в том зеркале, которое было у Васи в шкафу.
– Мама, ты в разных сережках, – повернулся к ней, оторвавшись от журнала, Вася.
– Я выбираю, какие лучше, – хмурясь, ответила мама. – Мне и те и другие нравятся.
– Тогда иди в обеих.
Мама убежала и вернулась опять к его зеркалу.
– Ты в курсе, что в разных сапогах? – спросил Вася.
– Да, какой больше подходит?
– Не знаю. Левый.
– Почему левый? – нахмурилась мама.
