— Как ты сюда устроилась? Можно мне? — с места в карьер начала она.
Вот только ее тут не хватало! Большую сплетницу, чем она, еще поискать. Хитрая азиатская душа плюс горький опыт транссексуала — это ядерная смесь.
Еще в больнице она рассказывала, что имеет специальности и врача, и парикмахера, и модельера... А теперь ее на сцену потянуло?! Но даже если я откажусь помочь ей, она и сама сможет добраться до начальства. Правда, не сегодня. Она пришла в клуб уже после шоу, иначе ей пришлось бы покупать билет, а так ее впустили бесплатно. Но ведь и завтра она сумеет пробраться сюда и найти главных. А что тут сделаешь?.. Я поделилась нелегкими думами с Соплей и Блевотиной, с которыми вместе ехали ураганить.
— Давай сами ей просмотр устроим! — не задумавшись ни на секунду, заявила Сопля. — Выдадим моего Валерку за режиссера программы. Пускай к тебе приезжает, и мы подъедем.
— Точно! — Блевотина так развеселилась, что подпрыгнула на сиденье. Как ей удался такой маневр, непонятно.
Жанетте мы назначили просмотр через пару дней. Лили и Пашка тоже участвовали в нашем заговоре. Лили, вообще, только дай хоть над кем-нибудь постебаться. Друг Сопли Валерка — мелкий бизнесмен с большим желанием повеселиться — вдохновенно изображал из себя режиссера. Я ему уже рассказала, как это делает Трахтенберг, — воспоминания о кастинг-экзекуции еще не стерлись из памяти.
— А вы сможете раздеться? Вы знаете, что у нас все танцуют абсолютно голыми?
— Смогу! — гордо заявила Жанетта.
— Давайте! — Валерка принял позу Станиславского (в собственном видении).
Жанетта раздевалась, как восточная женщина в спальне. То есть тетка, которой совсем не до секса: хозяйство слишком большое, куры, гуси, коровы и ослы, намаешься за день... Все, что она с себя снимала, аккуратненько складывала, чтобы «утром не пришлось гладить». Оставшись без одежды, она гордо уставилась на нас. А мы — на лохматый лобок.
— Очень интересно, — вздохнул Валерка и посмотрел на нас. Потом снова на нее. — Ну, танцуйте.
Она выбрала для себя восточную музыку, но бедра у нее двигались плохо, зато лицо изображало подобие страсти, от которой становилось страшновато. Наверное, именно с таким лицом воины Чингисхана шли в бой, а потом насиловали крестьянок.
— Великолепно. Задатки есть. Вы очень ценный экземпляр. Вам об этом уже говорили? Нет?! Странно. Мы вот только найдем для вас самого лучшего хореографа... Жаль, Петипа не дожил. Как вы сами считаете, Лиепа подойдет? Или лучше позвонить... Да, да, да! Мы с вами свяжемся. Ждите ответа!
...Когда мы проводили Жанетту, хохотали часа три.
Я еще никогда не избавлялась от проблем с таким удовольствием!
Но вскоре жизнь начала издеваться над нами, также как мы над Жанеттой. Атмосфера накалялась программа трещала по швам, клуб лихорадило: главный человек шоу, на котором все строилось, Роман Львович, становился все более известным и все меньше хотел подчиняться хозяевам клуба, и тем более их ставленникам, типа нашего главного уголовника-смотрящего. Это не могло продолжаться слишком долго, и вскоре Роман неожиданно свалил в Москву, оставив заведение. Мы подготовились к увольнению но начальник заявил нам:
— Продолжаем работать как прежде!
И мы продолжили.
Но «как прежде» не получалось. Трахтенберг, уходя, оставил ведущего мальчика-увальня, не то Вадика, не то Виталика. Несмотря на свое режиссерское и актерское воронежское образование паренек был довольно бездарен. Хозяин же был уверен, что «и из говна можно сделать конфетку», главное — завернуть ее в блестящую рекламно-заказную дорогостоящую обертку. Он стал везде пиарить новое шоу, а отрока заставил выучить наизусть программу Романа Львовича, записанную на видео, выкраситься в рыжий цвет и отрастить трахтенберговскую бородку. Когда люди на шоу спрашивали: «А где же наш любимый Ромочка?» — им отвечали: «Да вот же он!» Люди, видя, что их нагло разводят, требовали назад деньги — их, по сложившейся дикой традиции, выставляли из зала без денег... и без Трахтенберга. Больше они здесь не появлялись, но рассказывали об этом везде.
Поняв, что идея с клоном не работает, стали искать самородков, чтобы вырастить оригинальный продукт собственного засола. Вадика-Виталика назначили художественным руководителем, и он стал приводить на просмотры своих друзей — безработных актеров и комедиантов-неудачников. Слушать поток анекдотов в исполнении мало обаятельных, не способных на импровизацию разносолов оказалось неинтересно. Публики постепенно становилось все меньше, и владельцы стали искать другие выходы из ситуации. Ну, например... очень часто гости пытались снять танцовщиц, и обычно получали отказы. Но теперь смотрящий шастал по гримерке, сообщая каждой девочке, что она очень нравится такому-то и такому-то.
— И что?! — огрызались бабы.
— А что, вы развалитесь, если поедете с ними отдохнуть?!
Короче, вскоре начали увольняться и танцовщицы, Сначала — самые красивые, потом потихоньку все остальные. Уходя, девушки тоже рассказывали о происходящих в заведении изменениях не только своим подругам и коллегам, но и знакомым журналистам. Дурная слава о новом формате бежала впереди паровоза, и теперь уже никакой даже самый «трахтенберистый трахтенберг» не смог бы ничего исправить.
Дела шли все хуже. В финале клуб оказался оккупирован проститутками. Они подъезжали пачками к окончанию программы — их впускали бесплатно — и рассаживались за столики. Они были как воронье, слетающееся к умирающему, чтобы успеть урвать пока еще съедобный кусок полуживого тела. А мы наблюдали за этим, понимая, что смерть неизбежна.
И вскоре клуб с треском закрылся!
Бегство во спасение
Куда конь с копытом, туда и рак с клешней.
Я не помню, как это было, меня ведь там уже не было. Но за ситуацией я следил, находился в курсе проблем. Мне точно было известно, как затухает интерес к клубу, меняется контингент. С самого начала было ясно, что все закончится именно так. Единственная ошибка в моих рассуждениях — я думал, они проскрипят еще полтора-два года, а клуб скопытился за год.
Он закрылся после моего ухода, так что я стал косвенным, да нет, практически прямым виновником того, что Хельга осталась без работы. Причем именно она, другие легко нашли себя в этой жизни.
Но волновало ли меня закрытие некогда эпохального заведения? В тот момент меня больше волновало, как можно без моральных и физических потерь быстрее покончить со старой питерской жизнью и приплыть (прилететь) в светлое московское настоящее, где нет ни бандитов, ни деграданта-хозяина. Правда, уйти было не так-то просто, унести свою жопу и не пострадать — это казалось чудом. Поймите правильно, убегал не за хорошей жизнью. Более того, мне ничего не хотелось менять в свои тридцать шесть лет, проблема была глубже, чем мне показалось вначале.
Я всегда считал, что правильный бизнес — когда человек думает о своей выгоде, а если хозяин живет по принципу «Выколю себе глаз — пускай тещи будет зять кривой»... В какой-то момент они стали считать меня своей собственностью, но, отличие от раба, кормить меня никто не собирался. Они
