— Слушай, когда можно — то можно, а сегодня — просто никак. Мы уже человек сорок на хуй послали. Что за день-то такой сегодня? Может, какой праздник, а я не знаю?
— Да нет никакого праздника... Просто, знаешь, такое настроение... Как говорится, займи, но выпей...
— Ну извини. Может, на следующей неделе... Звони! Пока.
Отключив мобилу, я внезапно поймал себя на мысли, что подобно Хельге так же нахально и не совсем правдоподобно вешаю людям лапшу на их наивные уши. И в этом случае я ничем ее не лучше: она врет в своих интересах, я — в своих. Главное — вновь не оказаться на улице с голой жопой и лотком (матрасом) наперевес. Хотя...
Ее старость похожа на мою юность. Как все это узнаваемо и в то же время как непохоже на все то, что знаю я об уличной торговле, а знаю я о ней немало. В годы моей молодости торговали практически все, время было такое. Но тогда в торговлю ринулись не отбросы общества, не пенсионеры и эмигранты, а самые что ни есть передовые граждане страны, которые поняли, что глупо доверять государству, бросившему их на произвол судьбы, и решили взять дело обеспечения безбедной старости в свои руки.
А я, тогда молодой и зеленый, вернулся из армии с желанием поступить в институт, но увидел совершенно другой строй, другую жизнь и другие нравы. Вокруг зарождался капитализм, и мне тоже захотелось денег — а чего плестись среди отстающих? Я смотрел во все стороны и подмечал все, что могло принести какой-то доход.
Однажды проходил мимо метро, кстати, той же станции «Нарвская», где стоял парень С лототроном. Игроки стреляли из пневматического ружья в крутящееся колесо, попадая в цифру. Есть у тебя на жетончике эта цифра — приз твой. Обмана практически никакого: попал — забираешь приз, но очереди к лототрону не стояло, поскольку и рекламы никакой не было. Оценив ошибку, я направил свои стопы к джентльмену-предпринимателю и сказал, что готов за небольшое вознаграждение помочь ему собирать игроков.
— Ну давай, если у тебя получится, —вяло откликнулся он.
И я встал рядом, созывая народ: «Люди добрые, не проходите мимо своего счастья. В основу аттракциона положен принцип социалистического перераспределения прибыли: одному — все, другим — ничего. Пять участников — приз достается одному. Он —это один из вас! Все по-честному. Покупая несколько жетонов, вы увеличиваете свои шансы. В очередь! Становитесь в очередь. Всем хватит, ведь платим не мы! Вы все вместе сбрасываетесь, а приз забирает только один! Кому повезет. Итак... Раз, два, три, огонь!!!»
Не помню точно, что говорил, но стало заметно оживленнее. К лототрону было не протолкнуться, так как народ пошел косяком, и джентльмен-работодатель стал зарабатывать в разы больше. Мне он давал двадцать российских рублей зарплаты, банку индийского кофе, пачку европейских презервативов и японскую аудиокассету «Сони», так сказать, весь мир в кармане. В какой-то благословенный момент ему стало лень ходить на работу, и он поручил лототрон мне. Окрыленный свободой и самостоятельностью, я собирал вокруг себя толпы, а моя зарплата подскочила в пять раз (о чем я, впрочем, не рассказывал начальничку).
Но тут на раскрученный бизнес стали потихоньку наезжать менты, более похожие на бандитов беспредельного типа. Один раз забрали меня в ментовку, а во второй раз конфисковали лототрон, приносивший доход. Так что я остался без работы.
Впрочем, ненадолго. Вскоре я увидел объявление о том, что требуются продавцы самиздатовской прессы, и адрес, где можно брать на реализацию непонятную газету «Фонтанка». Она оказалась бездарной, хотя и хорошо оформленной известным художником Богорадом. Информации с гулькин хуй, но выглядит симпатично, и я выкручивался. Например, прочитав юмореску о том, как спорят старики и один заявляет: 'Да у моего сына на лысине устав КПСС выведен!.. ', я кричал: «Если вы хотите узнать, что же написано на лысине у Горбачева, купите газету...»
И ее покупали! Газету я брал по двадцать пять копеек, а продавал по пятьдесят, а то и по рублю. Это при том, что «Правда» стоила две копейки, «Известия», кажется, три. Иногда граждане подходили и спрашивали, а где же про лысину Горбачева? Мол, мы все прочитали и не нашли.
— Так вот здесь, — Я переключал их внимание на страницу юмора, и мне спускали с рук мелкие враки.
Люди смеялись и отходили.
Потом мне стали предлагать на реализацию и другие газеты. Работодатели находились сами, а улица была полна такими же бойкими молодыми людьми, отчего мы не чувствовали себя ни отверженными, ни несчастными. Выходил я из дома в шесть утра, когда народ ехал на работу, и перед институтом успевал заработать на жизнь. Рядом со мной в ларьке обычно сидел азербайджанец, торговавший фруктами. Он всегда кричал: «Купите у него газеты. Потом подходите ко мне, купите фрукты и завернете их в эти газеты!»
Через пару лет я этого фруктопродавца вывез в Стамбул и объяснил ему алгоритм зарабатывания денег на спекуляции товарами широкого народного потребления. Сейчас у него сеть магазинов турецкой джинсовой одежды по всей России.
...Вернемся к истокам. Потом один дяденька стал приносить мне для реализации книги. Те, что являлись в то время жутким дефицитом. Что-то я даже покупал себе, например «Мастера и Маргариту». Но однажды, прогуливаясь по улице, я набрел на магазин Всесоюзного театрального общества «Маска», где помимо театральных костюмов, париков и грима, на полках стояли те самые дефицитные книги за смешные деньги.
— А можно купить? — спросил я упитанную продавщицу.
— Иди отсюда, мальчик, — отрезала она. — Если бы ты являлся членом ВТО или был хотя бы студентом театрального вуза, тогда бы и тебе полагалось.
Вот ничего себе! Я сначала расстроился, а потом нашел выход. Институт культуры, где я учился, назывался ЛГИК, но в городе имелся еще и ЛГИТМиК, то есть Ленинградский институт театра, музыки и кинематографии. Посмотрев, как это правильно пишется, я удлинил в студенческом билете название своего института и принялся наведываться в магазин, появляясь раз в три дня, чтобы не мозолить глаза. Там разрешалось покупать по одной книге каждого наименования, но больше и не нужно было, ведь все, что не продашь, придется целый день носить с собой по институту. Можно сказать, что я нес, то есть носил культуру в массы! Ну а где еще интеллигенция могла добыть хорошую литературу?..
Но тут на горизонте появился не то капитан, не то старший лейтенант с фамилией Налимов и татарским отчеством, которого я не запомнил.
— А разрешение у тебя есть? — бойко спросил он.
— Вот! — так же звонко ответил я.
— Это разрешение на торговлю в городе Ленинграде, — радостно, словно поймав меня, заявил Налимов.
— Да. А мы что, не в городе?
— А разрешение на торговлю возле вот этой конкретной станции у вас имеется?
— Нет, но у меня же есть разрешение на торговлю на всей территории города, а метро является частью города.
Он не внял моим доводам и отвел в отделение, где мне сказали, что я обязан добыть нужную писульку и уже только потом торговать. На следующий день я снова вышел к метро, и через день... Товарищ Налимов явился через два дня, видимо в свою смену, и снова наехал на «сеятеля хорошего, доброго, вечного». Снова забрал в кутузку, и на этот раз мне заявили, что, раз я не последовал их предупреждению, должен заплатить штраф. Я отказался категорически, и меня направили в суд, откуда отпустили, велев принять к сведению замечания. Я, конечно же, на радостях принял водки и положил большой на мылыцыонэров!
Через три дня снова появился Налимов и, намекая на мою бороду и длинные волосы, спросил: «Обезьяна, ты что все здесь стоишь?» На что я ответил, что вовсе не обезьяна, а студент вуза. И если у него не хватает мозгов поступить куда-либо, кроме ментовки, а хватает лишь на то, чтобы придираться к людям, может, ему стоит подумать о том, кто он? Так мы вежливо оскорбляли друг друга, он обещал
