– Не думаю, что все так просто, – покачал косматой головой гухк. – Судьбу того, кто вызовет гнев арракасков, вряд ли можно назвать завидной.
– Подожди, ты сказал «арракасков»? – встрепенулся Стефанос. – Не те ли это твари, взгляд которых, превращает любое живое существо в камень. Как-то неохота доживать свой век статуей, клянусь Солнцеликим.
– Тем более вряд ли из тебя получится нечто, достойное услаждать взор изящной дамы, – заметил летописец. – В лучшем случае п сгодишься на то, чтобы тебя поставили где- нибудь в задних комнатах. И тебе очень повезет, если служанки будут вовремя сметать с твоих каменных плеч пыль.
– А может быть им тоже захочется послушать песню? – поинтересовался один из оборотней, – по такому случаю даже я готов провыть что-нибудь про любовь. Все лучше, чем оборачиваться в камень…
Он поднял голову и завыл.
– Эй, прекрати, а то я забуду на миг, что я король и спущу с тебя шкуру, – прорычал Конан, и потянулся за палкой.
– Услышав такое пение, любой арракск сбежит, если только не успеет обратить тебя в камень, – хихикнул Хальк, подобострастно осмотрев на киммерийца.
Оборотень замолк и, взвизгнув, отскочил, ровно перед тем, как увесистый камень бухнулся на то место, где он только что сидел.
Шаман потянулся за новым камнем, но потом только сплюнул и ушел обратно в хижину.
– Видишь, даже его мохнатые уши не выносят твоего воя, что уж говорить о арракасах, – захохотал северянин.
– К сожалению, я бессилен поведать вам, каким способом завоевать сердце владычиц: арракасков, – произнес гухк. – Тот Кто Смотрит не пожелал рассказать вам это, значит, так должно. Следуйте в сторону полночного восхода и к исходу третьего дня вы будете на землях арракасков.
И да будут милостивы к вам ваши боги!
За много дней пути отсюда в развалинах древнего давно заброшенного города, в глубине подземелья, бывшего некогда винными погребами, составлявшими гордость представителя одного из самых древних и знатных родов происходило нечто, способное ужаснуть любого нечаянного свидетеля.
Посреди лишенного окон зала, освещенного лишь слабо коптящими светильниками, на постаменте сплошь исписанном магическими символами, истинный смысл которых был известен лишь немногим, стоял узкий ящик из черного железа. Человек, лежащий в нем, показался бы давно умершим, если бы не чуть заметное дыхание, которое нарушало его неподвижность. Лицо его выглядело изможденным, как если бы этот человек провел долгое время обходясь без пищи или будучи прикован к одру болезнью. На левой руке, бессильно лежавшей вдоль тела, виднелся широкий браслет из того же темного металла, что и ящик. Любой, кому хоть в малой степени дано было почувствовать магические эманации, ощутил бы, что это вовсе не украшение и не амулет, который надевают, чтобы он защитил своего владельца от зла. Казалось, браслет вытягивает из этого почти безжизненного тела остатки сил, принуждая к неподвижности.
Несколько фигур в темно-красных мантиях с капюшонами, низко надвинутыми на лица, вполголоса переговаривались, глядя на лежащего перед ними.
– Для чего мы сохраняем эту бренную оболочку? Не лучше ли уничтожить ее, как вы сделали это с сущностью? Тогда Аллимар окончательно перестанет быть угрозой для нас.
– Все не так просто, брат. Сил всего нашего ордена не хватало бы, чтобы уничтожить сущность чародея такой высокой степени посвящения. Все, что удалось нам – это отделить сущность от тела и лишить памяти, заставив его разум крепко спать. Теперь он подобен неразумному ребенку, по-детски испытывая склонность ко всякого рода шалостям и в то ж время совершенно лишенный доброжелательности и по-старчески невоздержанный в своих речах.
– Но поведайте мне, командор, каким образом удалось подобраться к нему во время сна? Осторожность и подозрительность Аллимара давно вошла в поговорку.
Чувства, ученик, причиной всему человеческие чувства. Именно они губят нас, разрушая самые великие начинания. Если желаешь в чем-нибудь преуспеть, то в первую очередь заставь замолчать чувства, делающие тебя слабыми. В душе непревзойденного мастера боевой магии теплилась нежность к одной недостойной девице, с которой он был когда-то близок. Сотворить из похожего объекта точное подобие ее было не так уж сложно. Она стала совершенно такой же во внешности, в речах и в самых тончайших деталях, вы понимаете, о чем я? А когда он уснул, пребывая на верху блаженства…
– А что произошло потом с этим порочным созданием?
– А вы как думаете? Она выполнила свое предназначение и этим все сказано.
– Но если Аллимар представляет собой такую опасность для ордена, отчего не выбросить за грань мира и сущность и ее вместилище? Пусть вечно пребывают там, лишенные разума и памяти.
– Ну зачем же портить то, что можно обратить себе на пользу? Когда брат Матриус доставит ее сюда, сущность Аллимара будет служить нам не хуже любого из демонов. А тело будет своего рода залогом, что столь ценный прислужник никуда не сбежит от нас.
– Какой у него замечательный браслет! И сколько в нем силы, я так и чувствую, как она струится у меня по коже!
– Осторожнее, сестра, страсть к украшениям когда-нибудь вас погубит. Перед вами не простое украшение; браслет из железа, закаленного в крови Первых удерживает Аллимара в нашей власти…
В это мгновение прямо из воздуха сгустился пергаментный свиток, ослепительно светящийся как если бы состоял из жидкого огня. Потухнув, он упал прямо на подставленную ладонь того, кого называли учителем и командором. Просмотрев письмо, он заметно помрачнел, отчего волны мрака и холода распространились от него по всей комнате, заставив остальных испуганно отодвинуться, невольно пытаясь спрятаться в спасительной тени. Даже человек, пребывающий в беспамятстве в своем покрытом рунами саркофаге, и тот, казалось, ощутил перемену. Черты лица его, доселе бесстрастные, теперь выражали глубокую печаль.
– Проклятый Матриус! – раздался голос, подобный шипению рассерженной змеи, он дорого поплатится за свою оплошность, клянусь хвостом Сета!
– Я вот одного не могу понять – недоумевал Авген. – Ямурлак на карте такой маленький, ведь, кажется, из конца в конец за один день проехать можно, а вот, поди же ты, который день блуждаем…
– Так то на карте, а то в жизни, понимать надо – наставительно ответил ему Евдис. – Верно я говорю, колдун?
– Более чем верно, воин, – ответил магистр Гристиан, вглядываясь внутрь крохотного пузырька, где в густой прозрачной субстанции извивалось крохотное существо, похожее на гусеницу-многоножку, настоящее бедствие аргосских виноградников. – Увы, даже примитивные создания здесь отказываются повиноваться. Вот это, например, упорно не желает поворачиваться хвостам в сторону восхода – добавил он немного расстроенным тоном.
