И опять ни одна эмоция не окрасила мальчишеский голос:
— Мы воспользуемся клиньями и вагами, мистер Таунс.
— Вагами? На этом песке?
— У нас достаточно плоских листов металла.
— А знаете ли вы, сколько физических сил у нас останется через пару суток?
Стрингер «убрал» свой рисунок на песке, как бы стирая и это возражение:
— Крыло нужно будет передвинуть в первую очередь. Сегодня ночью.
— Сегодня ночью! — Эти слова делали всю сумасшедшую затею ужасающе реальной.
— Придётся работать ночью, когда холодно, а спать днём.
— Работать — при коптилках? Построить из груды хлама самолёт при свете коптилки? — Голос Таунса оборвался, и Морану показалось, что сейчас командир зайдётся в приступе хохота. Он вмешался:
— Все же, Фрэнк, давай дослушаем. — Он чувствовал себя предателем, поддерживая этого парня против Таунса.
— Вряд ли мистера Таунса это интересует, — вдруг отрезал Стрингер.
Моран засуетился:
— Конечно же, это ему интересно. Пожалуйста, повторите вкратце основные факторы конструкции. Меня вы убедили.
Стрингер демонстративно отвернулся. Сейчас он был похож на мальчишку, которому хочется, чтобы скорее открылись школьные ворота и он оказался на воле.
— Присядьте. Мы вас слушаем, — сказал Моран.
— Если мистер Таунс готов уделить внимание…
— Мы все слушаем. Садитесь, — мягко повторил Моран.
Стрингер вычертил на песке полукруг и принялся его рассматривать.
— Разумеется, не при коптилках, — с лёгким торжеством объявил он. — Я продумал простую крутящую передачу для подключения к генератору правого двигателя. Она будет заряжать батареи, и мы сможем работать при электрическом свете.
— Прекрасно, — похвалил Моран. На Таунса он не смотрел.
Парень, наконец, присел.
— Что касается общих факторов конструкции, здесь особых проблем нет. Если оставить левый двигатель на его нынешнем месте, то возникнет утяжеление носа, но мы компенсируем его грузом, то есть нами самими. Как только мы уравновесим корпус на подъёмниках и найдём таким образом центр тяжести, мы сможем распределить груз и соответственно места для каждого из нас по обе стороны фюзеляжа — им будет, разумеется, сама гондола. Нагрузка на крылья будет более чем наполовину меньше, чем у «Скайтрака», так как мы оставим на земле основной корпус, правую гондолу, шасси и груз, — и это очень важный момент, потому что теперь у нас будет только один двигатель. Новую нагрузку на крыло я оцениваю на уровне 20-25 фунтов, и потому, имея только половину первоначальной тяговой силы, мы все же будем обладать запасом мощности. Разумеется, будет избыточное паразитное торможение, так как нам придётся размещаться вне фюзеляжа на выносных консолях; но профильное торможение окажется меньше, поскольку нынешний корпус мы оставляем на земле.
— У нас много металлического листа, можно сделать обтекаемую обшивку,
— вставил Моран. Теперь он осмелился глянуть на Таунса, сидевшего в прежней позе, спиной к самолёту, с зажмуренными глазами.
— Мы сделаем обтекаемым все, что сможем, — подтвердил Стрингер. Он автоматически чертил на песке профиль дирижабля. — Отношение тяги к торможению я оцениваю на уровне восемь к одному, даже при высоком паразитном торможении. Вспомните, от какой части веса мы избавимся, — не только от корпуса, гондолы, правого двигателя, шасси и груза, но и от половины горючего, масла, охлаждающей и гидравлической жидкости. — Он уверенно посмотрел на Морана. — Таковы важнейшие моменты.
Не без заднего умысла, имея в виду Таунса, Моран спросил:
— А как насчёт самого полёта?
Стрингер бросил взгляд на Таунса.
— Полагаю, мистер Таунс продумает это сам.
Последовавшему молчанию Моран позволил длиться не больше пяти секунд.
— Но ведь вы же конструктор. Вот и расскажите, как полетит «новичок».
— Итак, ширина самолёта уменьшится на основной корпус и две промежуточных секции, и фюзеляж окажется довольно узким, поэтому относительное удлинение будет намного большим. Аппарат не будет слишком манёвренным. Но нам ведь нужна машина, способная на прямой и ровный полет на расстояние примерно в двести миль и с абсолютным потолком в несколько сот футов, при наличии достаточного горизонтального манёвра, чтобы избежать столкновения с возвышенностями. Просто мы будем лететь, пока не наткнёмся на оазис. — Ион набросал силуэт пальмы на песке.
Моран ждал. Стрингеру больше было нечего сказать. Он закончил. Вот его цель — пальмовое дерево. Он уже был там, потому что не видел никаких проблем. И тут Моран понял, что имел в виду Лумис: стоит им взяться за этот безумный проект, и они ступят на канат, и если однажды глянут вниз и увидят, как высоко забрались, то сразу же свалятся вниз. И самолёт никогда не будет построен.
Они не должны видеть никаких проблем.
— Вы когда-нибудь управляли самолётом?
Моран вздрогнул. Таунс опять смотрел парню прямо в глаза. У Фрэнка даже лицо изменилось: выпяченный подбородок, зеленые тени от солнечных очков. Это было лицо слепца, старое, заросшее седой щетиной, потное.
— Нет, — ответил Стрингер.
Таунс чувствовал, что должен выложить этому юнцу весь свой опыт полётов на всех трассах, где ему довелось бывать. Но какую долю всего этого опыта можно передать словами?
— Итак, вы никогда не управляли самолётом. Я же летал на всяких. Не собираюсь обременять вас исповедью пилота-ветерана, мистер Стрингер, хочу только сказать, что не всегда я возил нефтяников. Был командиром и на больших авиалиниях, на «Боингах» и «Стратолайнерах» — по сто тонн за раз. Лондон — Токио, Нью-Йорк — Лиссабон и тому подобное. А на коротких маршрутах — арктические вертолёты; полёты в джунгли, куда угодно. Я не говорю, что я хороший пилот, — он красноречиво посмотрел на оторванную стойку шасси. — Вы видите, каков я, но…
— Ты посадил его, как пёрышко, — вставил Моран.
— Да уж, пёрышко. — Таунс опять повернулся к Стрингеру. — Но скажу вам, что у меня большой опыт. Вы знаете куда больше моего об аэродинамике, коэффициентах торможения и факторах напряжения — ваша теория прекрасна. И если бы вы сами собирались повести то, что намереваетесь построить, я бы сказал: дерзайте, вы в себя верите. Но сообразите: у этого мотора опорная сила две тысячи фунтов, и стоит его запустить, как он сразу же растрясёт плод вашей фантазии из латаного хлама, и прежде чем кто-нибудь успеет спрыгнуть, пропеллер превратит его в фарш. Вы действительно считаете, что вы можете…
Но Стрингер уже стирал сандалиями нарисованную им пальму.
— Фрэнк, послушай…
— Помолчи!
Стрингер монотонно резюмировал:
— Я сообщил мистеру Морану, что нет проблем с постройкой самолёта, но предположил, что у нас может возникнуть трудность с пилотом. — И он ушёл, вжав в бока худые голые руки.
Моран смахнул пот с лица:
— Фрэнк, послушай…
— Нет, это ты послушай, — голос Таунса понизился. — Я убил двоих. Добавь туда же Харриса, Робертса и Кобба, у которых нет никаких шансов. На том же пути Кепель. Шестеро. Шесть человек, Лью. Ты хочешь, чтобы я умертвил ещё восьмерых, пытаясь поднять с земли эту химеру?
Моран ждал. Стрингер скрылся из виду. Остальные, сидя под пологом, разбирали инструменты, готовые ухватиться за свой единственный шанс.
— Сколько раз, Фрэнк, ты нарушал лётные инструкции, и все сходило? Сотни раз. Ты сам рассказывал, как сажал машины с избытком горючего, потому что это было безопаснее, чем идти на новые виражи при
