Фидельма внимательно посмотрела на Альфрита из Дейры.
— Ты уже приговорил этого человека, не выслушав его?
— Я выслушал его и приговорил его к смерти на костре! — бросил Альфрит.
Сестра Фидельма раскрыла рот, чтобы возразить, но тут вмешался Эадульф.
— Это соответствует нашим обычаям и закону, сестра Фидельма, — поспешно сообщил он.
Глаза у Фидельмы были холодные.
— Тот самый Вульфрик? — медленно и тихо проговорила она. — Я уже встречалась с Вульфриком из Фрихопа по дороге сюда. Вульфрик, тан Фрихопа, который повесил одного из братии Колумбы на придорожном дереве по одной только причине — ради собственного удовольствия. Он готов свидетельствовать против любого, кто принадлежит к нашему народу и церкви.
Глаза у Альфрита округлились, рот раскрылся, но ни звука не было слышно — он оторопел от ее дерзости.
Настоятельница Хильда взволнованно поднялась со скамьи. Даже у брата Эадульфа вид был удивленный.
— Сестра Фидельма! — Хильда первой оправилась от удивления, вызванного намеком, прозвучавшим в ее словах, и проговорила резко: — Я знаю, что ты почувствовала, увидев мертвое тело брата Эльфрика из Линдисфарна, но я уже говорила тебе, это дело расследуется.
— Именно так. — Ответ Фидельмы звучал столь же резко. — И расследование это имеет отношение к надежности Вульфрика в качестве свидетеля. Тана Фрихопа вряд ли можно признать беспристрастным свидетелем в этом деле. Ты говорил о трех других. Независимы ли они или этот тан принудил их угрозой или подкупил?
Лицо Альфрита исказила ярость.
— Я не останусь здесь, чтобы меня оскорбляла какая-то… женщина, не важно, каково ее положение, — бросил он. — Не будь она под защитой моего отца, за такое оскорбление я бы велел ее выпороть. И коль скоро это зависит от меня, клянусь, этот нищий будет сожжен на костре завтра на рассвете.
— И не важно, виновен он или невиновен? — пылко возразила Фидельма.
— Он виновен.
— Господин. — Спокойный голос Эадульфа остановил короля Дейры в полушаге от двери. — Господин, возможно, все так, как ты сказал — нищий виновен. Но нам следует довести до конца наше расследование, ибо здесь многое неясно. Такова воля короля, твоего отца. Внимание всего христианского мира устремлено на это маленькое аббатство Витби, и многое поставлено на кон. Вина должна быть установлена и доказана несомненно, иначе может случиться, что война погубит королевство и тень кровавых крыл ее ворона накроет не одну только Нортумбрию. А мы присягнули и поклялись подчиняться королю, твоему отцу. — Последнюю фразу он произнес особенно веско.
Альфрит остановился и посмотрел на брата Эадульфа, потом на настоятельницу Хильду, на этот раз нарочито не обращая внимания на сестру Фидельму.
— До завтрашнего рассвета ты должен доказать, что нищий совершенно не виновен… либо он будет сожжен на костре. И поостерегитесь этой женщины. — Он кивнул в сторону Фидельмы, не глядя на нее. — Есть предел, которого я не позволю переступить.
И дверь захлопнулась за рослым сыном Освиу.
Настоятельница Хильда с упреком посмотрела на Фидельму.
— Сестра, ты, кажется, забываешь, что ты уже не у себя на родине. Наши обычаи и законы — иные.
Сестра Фидельма склонила голову.
— Я постараюсь не забывать об этом и надеюсь, что брат Эадульф даст мне совет, когда я буду неправа. Однако моя первейшая цель — добыть правду касательно этого дела, а правде следует служить больше, чем королевичам.
Настоятельница глубоко вздохнула.
— Я сообщу королю Освиу о таком повороте событий, а вы пока продолжайте расследование. Но помните, что Альфрит — король Дейры, земли, на которой находится этот монастырь, а слово короля — закон.
В коридоре брат Эадульф остановился и улыбнулся Фидельме, как будто даже с восхищением.
— Настоятельница Хильда права, сестра. Ты немногого сможешь добиться от наших правителей- саксов, если будешь говорить с ними непочтительно. Я знаю, в Ирландии все обстоит по-другому, но сейчас ты в Нортумбрии. Тем не менее ты заставила молодого Альфрита кое о чем задуматься. А он, похоже, весьма мстительный юноша, так что мне придется позаботиться о тебе.
Фидельма поймала себя на том, что улыбается.
— А ты должен предостеречь меня, когда я стану делать что-то не так, брат Эадульф. Однако возлюбить человека, подобного Альфриту, дело трудное.
— Короли и королевичи садятся на троны не для того, чтобы их любили, — ответил Эадульф. — Каков твой следующий шаг?
— Увидеть нищего, — тут же ответила она. — Что ты предпочитаешь, Эадульф: отправиться к лекарю, чтобы узнать, что он обнаружил, или пойти со мной?
— Полагаю, моя помощь может понадобиться тебе. — Эадульф говорил серьезно. — Я не доверяю Альфриту.
Однако случилось так: они встретили сестру Ательсвит, которая и сообщила им, что брат Эдгар уже осмотрел тело и не нашел ничего, кроме очевидного, после чего тело унесли в катакомбы монастыря для захоронения.
Именно сестра Ательсвит провела их вниз, в монастырскую усыпальницу, или
Сестра Ательсвит торопливо вела их по этим сырым катакомбам, как вдруг многократно повторенный эхом стон пригвоздил ее к месту. Рука с лампой затряслась, и монахиня самым неподобающим образом рухнула на колени.
Сестра Фидельма взяла перепуганную сестру-смотрительницу за руку.
— Это просто кто-то плачет, — успокоила она ее.
Высоко подняв лампу, сестра Ательсвит повела их дальше.
Вскоре всем стал виден и источник стонов и рыданий. Почти в самом конце катакомб оказался маленький альков, в котором горели две свечи. Тело настоятельницы Этайн принесли сюда для погребения. Оно лежало в похоронном облачении на каменной плите, свечи горели у изголовья. В изножье гроба коленопреклоненно распростерлась монахиня. Сестра Гвид. На мгновение девушка поднялась, продолжая рыдать, и вновь ударилась оземь, крича:
—
Сестра Ательсвит хотела было подойти к ней, но Фидельма остановила ее.
— Давайте оставим ее на какое-то время наедине с ее горем.
— Бедная сестра потеряла рассудок. Она, кажется, была очень привязана к настоятельнице.
— Всяк из нас горюет по-своему, — отозвалась Фидельма.
За катакомбами следовал ряд кладовых, а еще дальше «апотека», или винный погреб, в котором хранились большие бочки с вином, привезенным из земли франков, из Галлии и Иберии. Здесь Фидельма остановилась, принюхиваясь. Аромат вин был крепок, но какой-то другой, горько-сладкий запах словно пропитал подземелье, странный запах, заставивший ее поморщиться от отвращения.