— Голос у меня мощный! — самодовольно сказал Фунтик и стукнул себя кулаком в петушиную грудь: вот, мол, он у меня где!
Раб появился из-за угла, спотыкаясь и неумело раскуривая папироску. Он с облегчением вручил ее Фунтику и начал отплевываться.
— Чего долго?
— Да они не дают… — жалобным голосом заговорил Раб. — Дядьки всякие… Говорят, мал… Один вот за ухо дернул… Другой нос придавил пальцем…
— Ска-ажи! — покачал головой Фунтик. — То-то, я гляжу, он у тебя совсем внутрь вдавился… Дай-ка я его оттяну, пока не поздно…
Зажав нос Раба двумя пальцами, Фунтик начал пятиться.
— У-у-у-у… — заныл Раб, хватаясь обеими руками за руку Фунтика.
— Очень сильно оттянул, пожалуй, чересчур! — серьезно сказал Семафор. — Дай-ка я его немножко внутрь поддавлю.
Раб, прикрыв лицо локтем, отбежал в сторону и захныкал.
Но Фунтик, уже забыв о нем, рассказывал:
— Вот, братцы, была раз потеха! Всем потехам потеха! Подошел я вот так к одному пьяному: дядя, разрешите прикурить — все вежливо, чин-чином… А он ка-ак ухватил меня за шкирку… Я, говорит, вас воспитаю, раз в школе не воспитали, сам вас всех воспитаю! Одной рукой меня держит, а другой — ремень отстегивает!.. Я кое-как вырвался, он мне ка-ак добавил и за мной! Я от него!
Фунтик вытер набежавшие от смеха слезы:
— От третьей школы до универмага сколько будет? Квартала три будет? Ну, вот… Я и не заметил, как добежал, гляжу: пьяный давно отстал, а он — вот он — универмаг!.. Аж задние ноги отнялись!
— А сколько у тебя ног? — спросил Семафор.
— С меня хватит! — гордо ответил Фунтик. — Как начну бежать!
— Так как же насчет рыбок? — улучив момент, спросил Вася.
— Сегодня у нас что? Пятница? Вот в выходной утречком приноси сюда всю партию, мы возьмем… по себестоимости!.. Ну, по гривеннику!..
— Тогда я пойду, — встал Вася. — А в выходной утречком буду тут!
— Эй, Раб! — распорядился Фунтик. — Забирай чижика, пока он тут не простудился, и валяй домой! А нам еще в одно место надо. Да смотри, чтоб опять сестренка не выпустила — шкуру сдерем!
И он вместе с Семафором пошел к станции, а Раб поплелся следом за Васей.
Всю дорогу он был погружен в угрюмое молчание и только злобно пинал каждый камешек, попадавший под ноги, приговаривая:
— Ладно… Ничего… Посмотрим… Пускай…
— Что ты все бормочешь? — спросил его Вася, и Раб быстро заговорил, с ожесточением размахивая свободной рукой:
— Нич-чего! Ладно! Разочтемся в скором времени! В воскресенье — мои именины, недолго уж терпеть осталось! Значит, так: тетка — не меньше полтинника, раз! Отец — полтинник, два! Мать — сколько-нибудь, три! Две сестры, которые замужем, потом одна, которая незамужем, сестра да бабушка — сколько это будет? Приду: вот вам ваш рупь с полтиной, с приветом, и — пойду себе, куда захочу! Захочу — в кино, захочу — просто буду дома сидеть или спать! И все! И будь здоров!
— А если меньше дадут или вовсе ничего? — спросил Вася.
Раб смолк и через некоторое время хмуро сказал:
— Этого не может быть, как же так — меньше… Мне нипочем нельзя меньше… Мне не меньше чем полтора рубля нужно. Как же может быть меньше?
Он вдруг рассвирепел:
— Нечего меня пугать! Меня не испугаешь! Вот увидим!.. Хитрый какой! Меньше! Должны дать, я даже во сне видел… Чего ты за мной идешь, я один пойду!
Он свернул в сторону, с еще большим ожесточением набрасываясь на камешки и щепочки, попадавшиеся на пути.
Несмотря на явное недовольство Раба своим рабским положением, Васе эта затея очень понравилась, и он решил в самое ближайшее время обзавестись своим собственным рабом, обратив в рабство Марсианина, который, по всему видно, никогда не соберется отдать долг.
Глава пятая,
Довольно тяжелым сделался Васин кошелек: возьмешь в руку — руке хорошо, приятно… А еще приятнее, когда откроешь: во всех отделениях — разные деньги, где полтинники, где — гривенники с двугривенными, где — медяки… Медные деньги Вася не особенно уважал, но пусть бы медные, да побольше!..
Они, конечно, достались не просто так. Пришлось отказаться от многих удовольствий, но, если рассудить, что в них толку? Съешь, например, мороженое или кино посмотришь, вот денег и нет… Кино лучше посмотреть по телевизору, а то — расскажет кто-нибудь. В школе были такие мастера рассказывать, что расскажут даже лучше, чем если сам поглядишь, и изобразят всякие интересные места не хуже любого артиста.
Конечно, из-за денег много беспокойства: все время бойся, как бы не утащил их кто или мама не нашла…
Да еще приходится злиться из-за таких должников, как Марсианин. Вчера вечером Вася увидел: преспокойно выходит себе Марсианин из кино, довольный такой, будто и не надо никаких долгов отдавать!.. Вдобавок, приметив издали Васю, он повернулся кругом и пошел быстрым шагом назад — все быстрее, быстрее и, сколько Вася вслед ему ни кричал, вроде бы оглох и сразу потерялся в толпе, вывалившейся из зрительного зала.
Поэтому сегодня перед уроками, перед самым звонком, Вася снова посетил первый «а». Надо было видеть, как все первачки смолкли и съежились, когда он заглянул в дверь, как злобный скряга ростовщик из заграничного фильма, название которого Вася позабыл. Он даже сгорбился и покашлял очень похоже, а Марсианин побледнел и выпучил свои марсианские глазищи, завилял туда-сюда, но только от Васи, врешь, не скроешься!..
Перед этим Марсианин, видно, побывал в парикмахерской и поэтому сейчас, аккуратно подстриженный, стоял посреди класса и давал всем желающим нюхать голову, от которой на весь класс разносился запах одеколона.
— «Магнолия»… — солидно объяснял он.
Вася поманил Марсианина пальцем, и тот двинулся к нему, будто под гипнозом. Отведя его подальше от любопытных, которые с жалостью и интересом глазели издали, Вася показал Марсианину раскрытую ладонь и постучал по ней пальцем.
— Что? — не понял Марсианин, уставившись в ладонь, будто надеялся рассмотреть на ней что-то микроскопическое. — Я не понимаю…
— Не по-ни-ма-ишшь? — противным даже для самого себя голосом прошипел Вася. — А по кинам шляться понима-ишшь?.. А одеколониться понимаишшь?.. А как деньги отдавать — сразу не понимаишшь? Долг гони!
Марсианин отвел глаза в сторону и вздохнул:
— У меня…. нету…
— Нету-у? А одеколониться есть? А отдавать нету-у?
— Это… мне… мама… дала… специально.
— А мне какое дело! Это меня не касается! Когда рыб брал, о чем думал? Я, по-твоему, убытки должен терпеть? «Специально»!
