говорит Прокопий/, так, очевидно, было и во времена более ранних периодов...'
В соответствии с названием российского войска - 'казаки', земля, лежащая между Волгою и Днепром, Кавказскими горами и верховьями Дона и занятая казаками у разных народов в разные времена, называлась: Черкасия, Чигия, Алания, Казакия. Посему Азовское море на картах арабы называли Казацким, а турки город Азов - Азак - Казацким городом.
Крепью славянского войска были так называемые 'характерники'
Сохранился Славянский Спас и до наших дней. Наш современник, донской казак Юрий Сергеев, утверждает, что за людьми, владеющими этим совершенным боевым искусством, сейчас устроена настоящая охота всеми разведками мира. Как оказалось, освоить Учение и владеть приемами его могут только славяне! Давние предки наши в Слове заложили генетический Оберег. По некоторым сведениям, характерниками были Чапаев, который на бруствере окопа плясал 'барыню' под немецкими пулеметными струями, Думенко, Миронов, двадцатипятилетний казацкий полковник Васищев. Старик-очевидец рассказывал о том, как в 1920 году Васищев с 54-мя казаками взял станицу Наурскую, отбив у красного корпуса пулеметы и все оружие. Пленных он не тронул. После боя вся черкеска у него была в дырках от пуль. На людном станичном плацу он соскочил с коня, расстегнул пояс и встряхнул одежду - пули посыпались к его ногам.
Офицер, ветеран Великой Отечественной войны, вспоминая о боях, рассказывал о простом солдате с Днепра - Трофимчуке, служившем в его полку пулеметчиком:
'Воевал он с первых дней войны и ни разу не был ранен или контужен... Очень часто бывало так, что он оставался невредимым даже тогда, когда пули, снаряды, мины или бомбы скашивали всех вокруг... Раз он с третьим отделением был в ночном поиске. Ходили за реку, переправлялись вместе. Он обеспечивал бросок отделения в траншею немцев за языком. Язык был взят, и отделение отходило назад. Немцы накрыли его минами. Девять человек были убиты, а один солдат и пленный немец ранены. Трофимчук под огнем перетащил пулемет, потом еще два раза ходил за реку, доставив обоих раненых.
В другой раз бомба упала в двух шагах от пулемета. Весь расчет был убит, а Трофимчука с пулеметом отбросило метров на десять. Но и только. Ни одной царапины не было на теле пулеметчика.
Во время боев под Орлом он прикрывал отход роты на новый рубеж. Семьдесят немцев подошли к пулемету на расстояние десять - пятнадцать метров. Семьдесят автоматов били по нему, десятки гранат рвались около окопа. Расчет пал, а Трофимчук сберег пулемет и ни одному фашисту не дал пройти мимо себя...' Подобные случаи происходили с ним постоянно и, естественно, возбуждали к нему интерес и у старых солдат, и у офицеров, и у молодежи полка. Но сам он не любил говорить на тему его неуязвимости, лишь однажды все же приоткрыл ее источник. Как-то после боя, сидя вместе с соратниками в блиндаже, он сказал: 'Мой батька в прошлую войну тоже с немцами воевал. Приехал с нее полным георгиевским кавалером. Я его как-то спросил: как же тебя, батько, ни одна пуля не тронула? Он мне ответил: у меня, говорит, душа /т.е. деваконическое тело/ перед немцем ни разу не дрогнула. Если душа дрогнет - конец, пуля сразу найдет тебя'. Потому-то русская пословица и гласит: 'Смелого пуля боится, а труса и в кустах найдет'.
А в старину пятерки славянских воинов прорубались через плотную стену войск Дария, разворачивались, прорубались обратно и снова уходили туда, откуда появились - в степь. Всадники скакали в бой обнаженными до пояса: они ловили на лету вражеские стрелы, либо просто уклонялись от них. Сражались они двумя мечами, стоя на конях. Здоровые, полные сил персы 'сходили с ума' и ничего не могли понять.
Недаром император Наполеон I говорил, что 'казаки - это самые лучшие легкие войска среди всех существующих. Если бы я имел их в своей армии, я прошел бы с ними весь мир'.
В глубокой древности идеи учения о Славянском Спасе были заимствованы японскими витязями- самураями и отразились не только в их обряде харакири, но и в основных правилах специальной боевой подготовки в рамках обрядов кэндо /кэндзюцу/ философской системы 'Цакугадзэн'. Кюдо /путь лука/ - искусство стрельбы из лука - было очень распространено среди японского дворянства, ибо лук и стрелы считались у самураев свещенным оружием, а выражение 'юмия-но мити' /путь лука и стрел/ было синонимом понятия /бусидо/ 'путь самурая'. Кюдо, по высказываниям его толкователей, дается бойцу только после длительной учебы и подготовки, в то время как человеку, не понявшему его сути, оно вообще недоступно. Многое в кюдо выходит за рамки человеческого разума и недоступно пониманию. Ибо стрелку в этом духовном искусстве принадлежит второстепенная роль посредника и исполнителя 'идей', при которых выстрел осуществляется в некоторой степени без его участия. Действия стрелка в 'цакуга-дзэн-кюдо' имеют двуединый характер: он стреляет и попадает в цель как бы сам, но, с другой стороны, это обусловлено не его волей и желанием, а влиянием сверхъестественных сил - его деваконического тела, Родоводителя народа, или же демона государственности. Стреляет 'оно', то есть 'дух' или 'сам Будда'. Воин не должен думать в процессе стрельбы ни о цели, ни о попадании в нее - только 'оно' хочет стрелять, 'оно' стреляет и попадает. Так учили наставники кюдо. В луке и стрелах стреляющий мог видеть лишь 'путь и средства' для того, чтобы стать причастным к 'великому учению' стрельбы из лука. В соответствии с этим кюдо рассматривалось не как техническое, а как совершенно духовное действо.
В этом понятии заложено глубокое духовное содержание стрельбы, являющейся одновременно искусством мировоззрения дзэн-буддизма. Цель стрельбы из лука - 'соединение с божеством', при котором человек становится действенным Буддой. Во время выстрела воин должен быть совершенно спокоен, это состояние достигается медитацией. 'Все происходит после достижения полного спокойствия',- говорили специалисты кюдо. В дзэновском смысле это значило, что стреляющий погружал себя в беспредметный, несуществующий для человеческих чувств мир, стремясь к состоянию сатори, т.е. к переносу своего сознания на духовный уровень. Просветление, по японским понятиям, означало в кюдо одновременно 'бытие в небытии, или положительное небытие', т.е. бытие в своем духовном /деваконическом/ теле. Только в состоянии 'вне себя' /вне человеческого тела/, при котором воин должен отказаться от всех мыслей и желаний, он связывался 'с небытием', из которого возвращался снова 'в бытие' лишь после того, как стрела отлетала к цели. Таким образом, единственным средством, ведущим к просветлению, служили в данном случае лук и стрела, что делало бесполезным, по толкованию идеологов кюдо, всякие усилия человека в работе над самим собой без этих двух составляющих частей.
В начальной стадии сосредоточения стрелок сконцентрировал внимание на дыхании, имеющем в кюдо большее значение, чем в других видах военного искусства. Для того, чтобы уравновесить дыхание, воин, сидя со скрещенными ногами, принимал положение, при котором верхняя часть туловища держалась прямо и расслабленно, как во время медитации дзэн. Затем оно регулировалось бессознательно.
Стрельба могла производиться из положения стоя, с колена и верхом на коне. В момент, предшествующий непосредственному пуску стрелы, физические и психические силы самурая были сосредоточены на 'великой цели', то есть на стремлении соединиться со своим деваконическим телом, но ни в коем случае не на мишени и желании попасть в цель.
