– Я нашел браслет у самой воды, сын вождя, – сказал он.
– Он принадлежит моему брату Хеоме, – посерьезнев, сказал Ваваша. – Нам надо быть осторожнее. Боги обратились к нам дважды. Первый раз через птицу, второй – через этот браслет. Было бы глупо заткнуть уши и закрыть глаза, не видеть и не слышать. Это поданные нам знаки.
– Их всего двое, а нас много, – заметил Груммох. – Что до меня, то я продолжил бы бег, да еще распевал бы при этом во весь голос. И кто может нам что сделать, если к карьеру все идут безоружными ни у кого нет ни меча, ни ножа, ни боевого топора?
Ваваша никак не отозвался на его слова, но в дальнейшем бежал осторожно, глядя себе под ноги и высматривая следы. Временами он склонял голову набок, то на одну сторону, то на другую, как это делают звери, когда силятся что-либо понять.
Но все было спокойно, и наконец они вышли из длинной лощины, где воняла болотная вода и жужжали мухи. Перед ними высился круглый глиняный курган. На фоне голубого неба он казался гладко отполированным шлемом. Человек сорок, не толкаясь, могли бы удобно расположиться на нем.
– Это древний могильник, – пояснил Ваваша. – Он уже был здесь, когда первые краснокожие появились тут, и наши предания гласят, что он пребудет здесь, когда самый последний из нас покинет землю.
– В Англии, на юге, – сказал Харальд, – есть круг, построенный из огромных камней, о котором люди говорят то же самое. Он был уже, там, когда римляне высадились на Британских островах, и останется, когда Одину заблагорассудится погубить мир. Такие вещи существуют, чтобы напомнить человеку, какой он маленький, и что век его едва ли длиннее века весенней мухи.
В молчании продолжили они путь в сторону древнего могильного кургана, за вершиной которого должны были оказаться вырубленные в скале ступени, ведущие вниз, к Священному Карьеру.
Когда они наконец добрались до вершины холма, то многие издали крик радости. Они опасались, что что-нибудь обязательно помешает.
А теперь все были в сборе на гладкой вершине, чувствуя огромное облегчение. Вокруг было видно на десять полетов стрелы, не меньше.
У Харальда от вида этого необъятного карьера перехватило дыхание. Ничего похожего он еще не встречал, хоть и странствовал по свету немало.
Ему казалось, что перед ним лежит огромная чаша, выдолбленная в земле рукой неведомого бога.
В ней уместился бы город, в десять раз больше Миклагарда, и еще осталось бы место для Рима. Карьер был так глубок, так глубок, глубже вод Иимьефьорда, хотя всем известно, что этот фьорд бездонный. На отвесных и гладких склонах лишь кое-где росли желтые кустики, точно клочья бороды на щеках мужчины. В стенах выступала порода разного цвета: и красная, и желтая, и черная, и голубая. У викингов вырвался вопль удивления. Им показалось, что это конец земли, потому что ничего подобного они не видели своими глазами и ни о чем подобном не слышали ни в одной из древних саг.
Ваваша махнул в сторону, показывая на место в отвесной стене, шагах в двадцати от них.
– Только здесь можно спуститься вниз, – сказал он. – Там есть ступени, они были сделаны, когда сюда впервые пришли прадеды наших прадедов, когда солнца было таким маленьким, что человек мог, не обжигаясь, держать его в руках. Теперь мы должны спуститься по этим ступеням. Все племена пользуются этой лестницей. Она называется «Ступени жизни и смерти». Начинаем спуск! Здесь никто не появится еще примерно час.
Все слушали его, стоя на вершине кургана на фоне голубеющего неба и держа в руках кожаные мешки и ножи-копала из оленьих рогов.
И вдруг, едва договорив, Ваваша выронил свой мешок и олений нож. Издав странный, всхлипывающий крик, он повернулся вполоборота и широко раскинул руки. Харальд и Груммох, стоявшие рядом с Вавашей, подхватили его и с удивлением взглянули на воина.
Внезапно они заметили воткнувшуюся в лоб индейца стрелу. Ваваша ничего не мог сказать, челюсть его отпала, глаза закатились, руки повисли как плети, и он умер, повиснув у друзей на руках.
Харальд повернулся к Груммоху, но не успел произнести ни слова. Из-за края карьера посыпались люди: алгонкины, абнаки и снейда. Они размахивали копьями и томагавками. С ног до головы их покрывала боевая окраска. И во главе всей этой разъяренной собачьей стаи несся с бешенными криками берсерк Кнут Ульфссон, призывая смерть на всех стоявших на вершине древнего кургана, в руках у которых были лишь копала из оленьего рога. Сердца их переполнились предчувствием беды.
– Мы попали в засаду! – задыхаясь, воскликнул Груммох. – Клянусь Тором! Вставайте все в круг и бейте их, чем сможете. Вот о чем предупреждал нас болотный ястреб, а у нас не оказалось ушей, чтобы услышать!
Краснокожие и викинги встали плотно друг к другу, как бизоны, приготовившиеся к битве.
22. БИТВА НА ВЕРШИНЕ КУРГАНА
С лисьим тявканьем и с грубым страшным медвежьим рыком ринулись краснокожие на стоявших на вершине кургана людей, размахивая томагавками и оперенными ножами.
Груммох стоял впереди всех. Его косы развевались на ветру. Он закричал громовым голосом:
– Быстро бегите сюда все, кто хотел бы испытать крепость моего костяного ножа! Игра началась! Торопитесь, пока я настроен справляться с вами всего с одного удара. Позже я, может, и подустану, и тогда встреча со мной не доставит вам столько удовольствия!
Викинги, стоявшие позади него, рассмеялись.
– Ну, где там знаменитые алгонкины? – позвал кто-то из них.
Рослый алгонкинский воин в меховом головном уборе, утыканным выкрашенными желтой краской ястребиными перьями, завопил в ответ:
– Мы здесь, бледнолицые убийцы-волки! Не беспокойтесь, мы окажемся рядом с вами, как только высмотрим местечко, где бы нам было удобно развернуться.
