слушали, о чем те говорят. Футболисты узнали Малахова и поздоровались с ним. Многие зрители тоже узнали Малахова, и вокруг него сразу образовалось кольцо мальчишек. Он с гордостью отметил про себя, что его по-прежнему хорошо помнят и сейчас на стадионе он самая значительная фигура.
Вскоре подъехал второй автобус. Белогорцы вышли из машины и тоже встали кружком в отдалении от динамовцев. Толпа зевак сейчас же передвинулась к ним. Белогорцы были одеты поплоше и пестрее, кто в чем, и вид у них был какой-то неспортивный. Но они весело разговаривали между собой, о чем-то смеялись и казались совершенно спокойными. Они ничего не теряли, даже если проигрывали.
Малахов издали увидел их молодого тренера Румянцева, с которым был немного знаком, – рослого блондинистого парня из тех, кого кличут «седыми». Его скуластое, чуть раскосое по-татарски лицо казалось одновременно простоватым и хитреньким. Разговаривать с ним не хотелось, но, так как он уже заметил Малахова и издали дружески кивнул, пришлось подойти и поздороваться.
– Приехали на деревенщину поглядеть, Василий Игнатьевич? – весело спросил Румянцев и, разинув рот, хохотнул беззвучно. У него и раньше был этот дурашливый беззвучный хохоток.
– Я мимоездом в Москву, – сказал Малахов. – А почему деревенщина?
– Да Латсон грозился: мы, говорит, эту деревенщину – нас то есть – научим в футбол играть.
– Не знаю, не слыхал. Мяч круглый вообще-то... – Малахова угнетала необходимость притворяться и играть роль почетного и добродушного зрителя, этакого свадебного генерала. Все и считали его генералом, и никто не знал, что он приехал сюда как вор.
– Во всяком случае, я вас поздравляю, – сказал Малахов. – Молодцы, чего там!
– Стараемся. По-деревенски, – сказал Румянцев и снова хохотнул.
Белогорские ребята ухмылялись и во все глаза смотрели на Малахова. Он был для них знаменитостью. Большинство из них наивно полагало, что Малахов специально приехал посмотреть на их игру.
Малахов мельком взглянул на Бурицкого. Он видел его однажды в Мичуринске и сейчас сразу узнал. Курчавый плечистый юноша с таким же откровенным любопытством, как остальные, смотрел на него круглыми синими глазами. Малахов равнодушно отвел взгляд в сторону. Он уже договорился с Семеном, чтобы тот после игры незаметно пригласил Бурицкого в номер.
Динамовцы пошли в раздевалку. За ними потянулись белогорские футболисты. Зрители что-то недружелюбно кричали им с трибуны. «Резкая будет игра, – подумал Малахов. – Как раз по погоде». В это время кто-то окликнул его с трибуны. Он посмотрел наверх и увидел в пятом ряду улыбающегося инженера Бабкина. Энергичными жестами инженер показывал, что рядом с ним есть свободное место. Малахов сделал вид, что не узнал инженера, и быстро прошел вслед за футболистами под трибуны.
Игру не начинали, потому что не было судьи. Судью пригласили из Куйбышева, но за два часа до матча стало известно, что из-за нелетной погоды куйбышевский самолет застрял где-то на полдороге. Пришлось срочно пригласить местного судью Цитовича. Цитович был крупный инженер, человек занятой и немолодых лет, и уговорить его удалось не сразу.
Малахов слонялся по вестибюлю, встречал знакомых, разговаривал то с тем, то с другим. В вестибюль набилось много посторонней публики, как обычно во время больших состязаний: тут были разные спортсмены, корреспонденты, фотографы, солидные мужчины с дамами и девицы пикантного вида, знакомые футболистов, и какие-то неопределенные личности, неизвестно как проникшие через контроль. И все они топтались на цементном полу, шаркали, жужжали, дымили папиросами и болтали о всяческой всячине.
А команды томились в ожидании вызова – каждая в своей раздевалке.
Откуда-то появился Семен и поманил Малахова пальцем. Они отошли в сторону.
– Порядок. Поговорил, – сказал Семен вполголоса. – Придет ровно в восемь.
– Ну как он вообще?
– Да ничего. Вроде удивился сначала, потом сказал: ладно, приду.
– Удивился?
– Ну да. Вроде того. Одним словом, готовь пол-литра и закуску – и все дела.
Малахов молчал. Он понял, что Семен действовал грубо и слишком откровенно и, может быть, даже делал это нарочно, и Бурицкий, если он парень самолюбивый, может обидеться и не прийти.
– Ведь я просил – после игры, – пробормотал Малахов досадливо.
– А какая разница? Что в лоб, что по лбу.
Из судейской комнаты вышел Цитович, держа мяч под мышкой. Он был маленького роста, лысый, с выпирающим животом и казался смешным в коротких черных штанах и черной рубашке с короткими рукавами. Из-под широких штанин нелепо торчали его бледные и худые интеллигентские коленки.
Нахмуренный, ни на кого не глядя, Цитович спустился по лестнице к выходу. За ним шли его помощники, одетые в обычные костюмы. Грохоча бутсами, гуськом прошли футболисты. Динамовцы были в белоснежных футболках и голубых, идеально отглаженных трусах. Они выглядели очень парадно и спортивно и улыбались знакомым девушкам, стоявшим на ступенях лестницы. Особенно браво выглядел динамовский вратарь – высокий стройный грузин с очень волосатыми ногами. Белогорцы были в обыкновенных черных трусах и в синих, заметно вылинявших футболках разного оттенка, с неровно нарисованными на спине номерами.
Малахов нашел глазами Бурицкого и успел рассмотреть, что у него крепкие, массивные ноги, настоящие ноги защитника, и угловатые плечи. «Злой малый», – подумал Малахов, отметив угловатые плечи.
Первые полчаса он совсем не следил за игрой и смотрел только на Бурицкого. Парень ему нравился. Бурицкий играл надежно, умело дирижировал двумя соратниками и в нужный момент всегда оказывался на месте. Особенно удачно он применял подкат: бросался в ноги набегающему противнику, делая почти шпагат, и неизменно отбивал мяч. Динамовскую «девятку» он закрыл наглухо. Такого защитника как раз не хватало Малахову. Уж очень надежный. И злой. Нет, этого парня никак нельзя упускать!
Тайм близился к концу, а счет все еще не был открыт. Динамовцы пытались на первых минутах ошеломить своих неопытных противников и предложили штурмовой темп. Белогорск выстоял. Больше всех досталось Бурицкому. Он поспевал всюду, отбивал мяч и через голову, и в прыжке («Ого! Прыгучесть отличная!»), и смело откидывал своему вратарю, и, главное, прекрасно выбирал место. «Уж очень он хочет выиграть», – подумал Малахов с тревогой.
Игра выравнивалась. Динамовцы уже начинали злиться и ворчали друг на друга. Особенно сердито кричал вратарь. Что-то у них не ладилось. Они были сильнее и все же не могли открыть счет. Во время перерыва зрители их освистали; зрители надеялись, что динамовцы разгромят Белогорск в первом же тайме, и теперь мстили за обманутые надежды.
Семен, сидевший рядом с Малаховым, все сорок пять минут дрожал, точно в ознобе. И дрожащим шепотом поносил Цитовича:
– Черт кривоногий... Даром, что свой, не может уж помочь. Вполне мог пенальти назначить... Интеллигентщина...
А Малахов никак не мог заставить себя болеть за динамовцев. Для дела лучше, чтобы выиграли они, но Малахову нравились молодые ребята в синих линялых майках. Они работали на совесть. Ложились костьми. Они все уже были измокшие и грязные от грязного, не просохшего после ночного дождя поля. И больше всех ему нравился Бурицкий. Как он резко играл! И как старательно. И какой он злой – просто чудо!
Пошел дождь. Зрители начали покидать трибуны, но настоящие болельщики упорно сидели, накрывшись газетами. Обе команды уже грубили вовсю. Цитович то и дело свистел. За семь минут до конца Бурицкий скосил подопечную ему «девятку» где-то в районе штрафной площадки, и Цитович немедленно назначил одиннадцатиметровый. Началась обычная в этих случаях канитель и свара. Все столпились возле ворот. Динамовцы приплясывали от радости, белогорцы яростно протестовали. Бурицкий хватался за голову. Оба капитана что-то наперебой объясняли судье, отталкивая друг друга, и все махали руками, и минуту-другую ничего нельзя было понять. Но Малахов все понимал прекрасно. Он видел тысячи подобных сцен и знал, что, сколько бы ни было криков, споров и театрального махания руками, все это кончится одним – голом.
И вот игроки раздвинулись, освобождая пространство, и бедный белогорский вратарь, поплевав на перчатки, встал в позицию. Толпы мальчишек бросились на поле, чтобы посмотреть пенальти вблизи.
Когда капитан динамовцев забил гол, Малахов поднялся и пошел в помещение. Он сказал Семену, что здорово промок, но в действительности он неожиданно для себя расстроился и смотреть дальше не хотелось. Семен остался до конца. Через несколько минут в вестибюль вошли замызганные грязью, мокрые, измученные футболисты. Хотя динамовцы выиграли, вид у них был далеко не победительный. «Нет, ребята,
