этот момент, и стала помогать отодвигать камень изо всех сил.
Когда отверстие стало достаточным, Эрик схватил плиту двумя руками и сдвинул ее. Он быстро посмотрел вокруг, ища то, чем можно было бы посветить вниз: без света мы никогда не нашли бы верного пути. Свеча перед ларцом для хранения святого причастия оставалась единственным, что чудом еще не оплавилось. Эрик, не раздумывая, схватил ее с подставки. В это время взгляд мой упал на каменную часть алтаря. Бог мой, все было разрушено, все, что было оборудовано здесь для почитания Всевышнего, все… За кованными железными воротами что-то блеснуло золотом. Ларец для хранения реликвий. О небо — он тоже мог сгореть! Не раздумывая более, я принялась сотрясать воротца. Реликвии — я не должна была позволить сгореть им… Эрик отбросил меня от горящего алтаря.
— Быстро вниз! Спускайтесь в отверстие!
— Ящик — мы должны взять его с собой!
Упираясь, я указала на алтарь. Эрик закатил глаза. Ругаясь, он вложил в мою руку свечу и оттеснил в сторону. Он схватился за воротца, уперся ногой в алтарь — я в ужасе закрыла глаза. Через несколько мгновений в моих руках оказалась коробка.
— Сейчас же спускайтесь вниз, сколько еще вы хотите ждать?!
Казалось, что церковь вот-вот рухнет. От густого дыма у меня закружилась голова, ни минуты не медля я стала спускаться в мрачное отверстие. Хуже уже ничего не могло быть. Внизу воздух был холодными неприятным, будто дыхание смерти коснулось лица…
— Быстрее, Элеонора, вы можете побыстрее?
Эрик нагнулся к алтарю, защищаясь воротцами от горящей деревяшки, которая упала на пол прямо возле спуска.
Перед тем как спуститься вниз, я увидела, как ларец для святого причастия, на который мои родители много лет назад пожертвовали деньги, упал с цоколя прямо в горящую поленницу дров. Сверкающие драгоценные камни, которыми оп был украшен, исчезли в ненасытном огне, искры поднялись высоко в небо. Когда пройдет эта ночь, от серебряной коробочки и ее священного содержимого не останется ровным счетом ничего…
Лестница с узкими ступенями за многие годы стала скользкой, опасной для жизни. Я поскользнулась и была буквально на волосок от падения. Дрожа, я прижимала к груди бесценный ящик с реликвиями, стараясь удержать равновесие. Эрик уже поставил ногу на самую верхнюю ступень. Он ловко проскользнул в отверстие.
— Ты должен задвинуть плиту обратно, — закашлялась я и подняла повыше толстую свечу, чтобы видеть его.
— Последи за огнем! — напустился он на меня.
Кряхтя, он накрыл отверстие каменной плитой, и она со скрежетом заняла старое место. И очень вовремя, потому что в это самое время над капеллой обрушилась крыша. Каменный пол задрожал от мощного удара, а над нашими головами в церкви бушевал огненный ураган, и церковь исчезла с лица земли.
Мы поспешили спуститься вниз но лестнице. Она казалась бесконечной, ведущей в зловещую глубь земли. Я насчитала пятнадцать ступеней, пока ноги мои наконец коснулись твердой почвы. Через некоторое время Эрик, тяжело дыва, стоял рядом.
— Что за отвратительная дыра! — с трудом переводя дыхание, проговорил он, прислонясь к липкой, скользкой стене. — Вы уверены, что это и есть подземный ход?
Я кивнула в ответ и переложила в другую руку тяжелый позолоченный ящик.
— Мы задохнемся…
Я слышала, как он жадно ловил ртом воздух. На самом деле затхлый воздух после чада и дыма крайне угнетал дыхание, когтистой лапой цеплялся за легкие, превращая процесс вдоха и выдоха в мучение.
— Тут есть отверстия для вентиляции, — робко обратилась я к Эрику, осмелившись посмотреть вокруг.
В углу аккуратными стопочками лежали человеческие кости, справа — крупные, слева — мелкие. Черепа мертвецов, осклабившисъ, смотрели на нас из пустых глазниц. Монастырю этот ход нужен был в качестве хранилища для костей. Необычная близость к умершим вызвала у меня неприятное чувство.
Эрик потрогал черепа. Он нервно переступал с ноги на ногу и прощупывал руками стены.
— Как в темнице, — пробурчал он, как в темнице у вашего отца. — Он обеспокоенно провел рукой по скользкой лестнице. — Kviksetja.[43] Могила. Черная могила, которая меня поглотит, и на этот раз навсегда…
— Эрик, — я схватила его за руку — Эрик, мы выберемся отсюда!
Он в испуге отпрянул, хватая воздух ртом.
— Если вы это говорите… Я ненавижу быть запертым, едва переношу это…
Небольшое пламя свечи, которую я носком укрепила на полу, беспокойно замерцало во тьме. И я вдруг испугалась, что она может погаснуть но тьме. Из полымя да в ледяной могильный холод — замерзая, я обхватила свободной рукой талию. Ящик с реликвиями становился, казалось, все тяжелее и тяжелее.
— Что там, внутри ящика, что его столь необходимо тащить с собой? Может, церковные сокровища? Золото убегающих? Кровавое золото, вырезанное из тела подневольного человека?
Голос его звучал напряженно и был пропитан ненавистью. Я чувствовала, что своими злыми вопросами он пытался отвлечься от страха темницы, преодолением которого ему грозило и это заточение. Однако слова его мешали мне, в конце концов, в руках моих находилась реликвия.
— Это тебя абсолютно не касается.
— Очень даже касается. Ведь это я достал его вам! Если это золото, то оно мое как плата за самую подлую и мерзкую попытку убийства. Дайте сюда.
Обеими руками он ухватился за ящик.
— Перестань! Эрик, не глупи! Это никакое не золото!
— Не золото? Так что же тогда? — разочарованно спросил он.
— Кусочек одежды святого Леонарда и… и палец…
— Что? Из-за какой-то кости я рисковал своей жизнью? Из-за какой-то истлевшей, старой кости? — Он уронил руки. — О Один…
— Не истлевшая кость, а реликвия, она священна!
Эрик зло рассмеялся, скрестив на груди руки.
— Без сомнения, речь идет об одном из многих пальцев святого, как там его называют, заставивших парализованных видеть, а слепых ходить за пару крестов, приобретенных на ярмарке. Оставьте же его здесь, возле пальцев мертвого монаха, по крайней мере, ему не придется скучать рядом с себе подобными.
Его изощренный сарказм вызвал у меня слезы. Даже здесь, глубоко под землей, он находил причины для спора. Ничего не произнеся, я повернулась и хотела уйти в темноту старого хода в горе, чтобы больше уже никогда не видеть его.
— Элеонора, подождите! — Он крепко держал меня за платье. — Не убегайте одна. Я…
Я медленно повернулась. Мне было холодно, и я почувствовала вдруг чудовищную усталость, которая вынуждала меня не идти, а прямо сейчас прилечь на сырую землю.
— Давайте не будем понапрасну тратить свои нервы, ни вы, ни я. — Это прозвучало как мольба. — Ящик. Позвольте мне нести его.
Дрожащими пальцами он отобрал у меня реликвию. Я съежилась от холода. Эрик поставил ящик на землю и расправил на плечах мокрое покрывало с алтаря. Оно, пропитанное водой, упало на землю.
— Hinn krossfesti,[44] нельзя было допустить, чтобы с вами что- либо случилось, такой мокрой, какой вы были от своей святой воды, — сказал он, едва дыша.
Я была слишком изможденной, чтобы вновь вступать с ним в спор. Хотела обозвать его проклятым богохульником, оскверняющим святую воду, разрушающим чашу и насмехающимся над реликвией, но я была слишком усталой и уж совсем не была готова к тому, что он обнимет и прижмет меня к себе и посмотрит в мои глаза долгим взглядом. Ничто не шевельнулось в этом темном, отрезанном от внешнего мира месте. Тишина звенела в моих ушах, смешиваясь с треском огня, который все еще неистовствовал в моей голове, охватив, казалось, мой лоб железным кольцом. Эрик, которому после спора и в голову не
