только хотят, чтобы ты рассказала, как все было. Скажи, что случилось, и потом ты это забудешь, хорошо?
Дубэ вскочила с кровати и крепко обняла отца. Она плакала, плакала, как в тот день, на берегу реки. Она плакала так, как никогда больше в жизни.
— Я не хотела, я не хотела! Он сам начал совать мою голову под воду, а мне было страшно! Я не знаю, как это случилось, я знаю только, что он вдруг перестал двигаться! И потекла кровь, и у него были открыты глаза, на меня смотрело его страшное лицо, и кровь, кровь в воде, на траве…
Отец тоже обнял ее.
— Вот это ты и скажешь, — сказал он прерывающимся голосом, — и они поймут, потому что случилась страшная ошибка, страшная история, в которой ты вовсе не виновата.
Он замолчал, еще раз погладил ее по лицу.
— Договорились?
Дубэ кивнула.
— Через два дня мы пойдем к ним. Но я хочу, чтобы ты пока об этом не думала. Пообещай, что ты постараешься.
— Хорошо.
— А теперь засыпай.
Отец еще раз обнял ее, и, успокоившись, девочка опустила голову на подушку. Впервые после стольких ночей ей не снились призраки.
Комната была серой, просторной и прокопченной. К запаху дыма примешивался мужской запах, запах множества людей, столпившихся в комнате с деревянными стенами.
Пришли все. Уже много лет в лесу не случалось убийств, даже старики не могли вспомнить, когда последний раз собирались по такому поводу.
В первом ряду сидели родители Горнара. Погруженные в свое горе, они избегали смотреть на Дубэ. Они очень напоминали ее собственных родителей, сидевших тоже в первом ряду.
Позади толпились те, кто не были причастны к делу, но хотели присутствовать, видеть, участвовать. В деревне, где жили триста человек, убийство — дело общее.
Других детей не было — только одна Дубэ.
Шум наполнил пространство комнаты, все смотрели на Дубэ и показывали на нее пальцами. Дубэ надеялась только на то, что все скоро кончится.
Старейшины вошли. Пятеро, в центре — Трарек. Он выносил решения вместе с остальными и управлял деревней. Он был стар, все дети робели перед ним и боялись его. У него был суровый вид, Дубэ даже не припоминала, чтобы он когда-нибудь смеялся.
Старейшины сели, и тут же воцарилась тишина.
Дубэ сжимала потные кулаки.
Трарек произнес какую-то длинную, непонятную Дубэ фразу. Она никогда еще не бывала на суде.
Дверь открылась, и вошли ее друзья. Дубэ испугалась, у нее не хватало смелости смотреть на них. Она опустила голову, ей слышались только слова Ренни: «Ты убила его! Ты убила его!»
Трарек поочередно вызывал их. Сначала Пат, потом Матона, потом Самса. Он расспросил их о случившемся на реке.
У всех были напряженные голоса, бегающие взгляды, все они были пунцовыми. Они тихо говорили, их воспоминания были путаными.
— Это он выхватил у нее змейку, — уверенно сказала Пат.
— Ты думаешь, что Горнар поступил неправильно? Что из-за этого произошло то, что произошло?
— Нет… я…
— Продолжай.
Дубэ не слушала. Дубэ не хотела вспоминать.
— Мы столько раз ссорились, столько раз… много раз мы с Дубэ дрались, но никогда ничего не случалось… по крайней мере, ничего серьезного, какой-нибудь синяк, царапина… а тут случилась беда!
Тут Пат взглянула на нее, и Дубэ показалось, что она видит в ее взгляде тревогу и понимание. И она была признательна Пат, бесконечно признательна.
Матон был гораздо более сдержан. Он рассказал все быстро и без эмоций. Ни разу не поднял глаз, говорил не останавливаясь, старательно отвечал на вопросы.
Самс был растерян, иногда противоречил сам себе. Дубэ решила, что Самс, как и она, не понимает, какого черта они делают в этой комнате, зачем обсуждают вопросы, которых не понимают, которые касаются только взрослых.
Потом наступил черед Ренни. Он был уверен, решителен, казался разозленным.
— Она сама начала. Она — взбесившаяся фурия, дралась, кусалась, царапалась. Мне пришлось разнимать их, иначе она продолжала бы драться.
— Но это неправда, — попыталась пробормотать Дубэ.
— Сейчас еще не твой черед. Молчи, — холодно заметил Трарек.
Ренни невозмутимо продолжил:
— Она схватила его голову и ударила о камни, со злостью. Она хотела сделать ему больно. И даже не заплакала, когда мы все были ошеломлены.
Ее отец привстал со скамейки, хотел что-то сказать.
Когда Ренни описывал эту сцену, мать Горнара принялась плакать.
— Она его убила, она его убила…
Дубэ начала уставать, ей хотелось уйти. Она спрашивала себя, почему Ренни настроен против нее, почему он говорит с таким озлоблением.
— Ты получишь, что заслужила, будь спокойна, — прошептал он сквозь зубы, проходя мимо.
Дубэ начала тихо плакать. Она обещала отцу, что будет храброй девочкой, будет держаться, но не смогла. Тот день во всех красках вставал перед ее глазами, и ей становилось страшно.
— Мы можем продолжить в другой раз? Вы не видите, что ей плохо? — попытался защитить ее отец.
— Ей никогда не будет так плохо, как моему сыну, — с ненавистью сказала мать Горнара.
Трарек призвал всех к порядку. Он рассвирепел.
— Сегодня мы проясним, что случилось, во имя общего блага и во благо твоей дочери, Горни. Дело зашло слишком далеко.
Потом Трарек посмотрел на нее. Он сделал это впервые за то время, что начался суд. Но его взгляд был суровым, на самом деле он не видел ее. Его глаза смотрели мимо, смотрели на толпу за ее плечами.
— Теперь твой черед, говори!
Дубэ попыталась вытереть слезы, но ей не удавалось. Рыдая, она рассказала всю историю. Вспомнила игры, как все было хорошо, как они развлекались. Но Горнар всегда странно вел себя с ней.
— Потому что я сильная, а он это знал, из всей компании только меня он немного побаивался.
Потом она рассказала о змейке, об этой красивой змейке, сверкавшей в траве. Она была чудесным экземпляром для ее коллекции, ей так хотелось иметь змейку. А потом — ссора.
— Я не знаю, как это могло случиться… не знаю, я не в первый раз дралась с кем-то.
— А с тобой это часто бывало? — спросил Трарек.
— Иногда, — запнулась Дубэ. — Только я не хотела… я не знаю, как это получилось… он схватил меня за волосы, сунул головой под…
Слезы потекли ручьем, Дубэ не могла больше говорить. Отец обнял ее за плечи.
— Перестань, перестань. Ну, может, хватит? — спросил он Трарека с надеждой.
— Достаточно.
Старейшины встали, вышли, в это время двое молодых людей встали между Дубэ и ее отцом.
— Что все это значит? — возмущенно спросил он.
