– Подожди. Где собрался забить стрелку?
– Это по большому счету не имеет значения.
– Имеет, – покачал головой Урманцев. – Тебе нужен один прицельный выстрел. Значит, место нужно подбирать такое, где у тебя будет шанс это сделать. И я дам тебе один совет.
Урманцев расстелил на столе карту Москвы. Взял карандаш. Провел линию от Бакунинской улицы к набережной реки Яузы.
– Смотри, вот здесь ты поворачиваешь на Рубцовскую набережную. Едешь от центра. Тут развилка с Госпитальной улицей. Ты едешь дальше. Проезжаешь всю Лефортовскую набережную и сворачиваешь на Салтыковскую. Вот здесь останавливаешься.
Урманцев начертил на карте кружок.
– Такая длинная трехэтажная постройка из красного кирпича с воротами посередине. Это бывший склад трикотажной фабрики, построенный ещё в начале века. Теперь просто нежилое помещение. Склад сначала хотели ремонтировать, потом сносить, но так все и осталось на своем месте. Единственный вход через ворота.
– Так, так, – прищурился Климов.
– На воротах цепь с замком. Возьми с собой молоток, сбей замок. В этом месте набережная – пустынное место, почти нет пешеходов. Когда пройдешь во двор через калитку в воротах, распахни обе створки настежь. Это нужно затем, чтобы Островский въехал на территорию склада на машине. Тачка у него приметная, «Эксплорер», изумрудный металлик.
– Но там, наверное, есть охрана?
– Ни души. Был сторож, но его уволили, потому что охранять нечего. Кроме пустых кирпичных стен, которые и так не украдут. Когда ты проникнешь во двор, без труда найдешь то место, откуда можно сделать прицельный выстрел. Лучше всего подняться на второй этаж. Занять позицию возле окна, чтобы тачка оказалась точно в зоне обстрела, под тобой. Возьми на прицел левую заднюю дверь, потому что Островский ездит на заднем месте, за водительским местом. Как только его репа высунется наружу, стреляй.
Климов усмехнулся и покачал головой.
– Ты слишком хорошо ориентируешься в Москве для человека, который не был тут несколько лет. Это подозрительно. Откуда тебе известны все эти подробности?
– На этом складе был мой тайник с оружием. Когда я туда ехал забрать стволы, думал, там все перекурочили и разворовали. Ничего подобного. Все осталось на своих местах. Как и много лет назад. Все та же вековая пыль. И ещё совет: забивай стрелку с таким расчетом, чтобы у Островского не осталось времени приехать на место раньше тебя, осмотреться и везде расставить своих людей. Назначай время не ранее и не позднее, чтобы ещё светло было. Лучше часов на восемь вечера. Догнал?
– Кажется, – кивнул Климов.
– А теперь мне пора. Опаздываю. Электричка в десять с копейками. Не поминай лихом.
– И ты не поминай лихом.
Климов услышал, как его голос дрогнул. Не надо было пить водку.
– Тебя, дурака, подстрелят, – сказал Урманцев. – Тебе не дадут уйти живым.
– Возможно. Но ты все рано меня не отговоришь.
Урманцев поднял сумку, шагнул к двери. Климов встал, протянул ему руку. Урманцев сжал ладонь Климова. Бросив сумку на пол, шагнул вперед, обнял Климова за плечи, похлопал пятерней по спине. Вздохнув, Урманцев опустил руки, отступил назад, подхватил сумку.
Климов не стал смотреть ему вслед.
Сев к столу, крутанул гранату. Он слышал, как за спиной закрылась застекленная дверь на веранду, тихо звякнули стекла, державшиеся на ржавый гвоздиках. Тихо скрипнули ступеньки лестницы, хлопнула калитка. Стало слышно, как незнакомым голосом поет птица. Где-то вдалеке лает собака. Шумели на ветру яблони, покачивался пустой гамак.
Урманцев добрался до Казанского вокзала двадцать минут одиннадцатого. Сначала опоздал автобус, потом, уже в Москве, возле станции метро, Урманцева остановил милицейский патруль. Молодой сержант долго перелистывал странички паспорта, сличал фотографию с оригиналом, расспрашивал, куда гражданин Плотников Роман Викторович держит путь.
Наконец, милиционеры отпустили Урманцева, тут же прицепились к другому прохожему. На вокзале Урманцев купил билет, выскочил на перрон, и только для того, чтобы увидеть, как покачивается хвостовой вагона набиравшей ход электрички. Урманцев долго разглядывал расписание, натыкаясь взглядом на объявление «поезд отменен».
Он выяснил, что ближайшая электричка до Рязани отправится только в четыре вечера. Купив пончики и газеты, Урманцев устроился на жесткой скамье в зале ожидания. Здесь было людно и прохладно, как в читальном зале городской библиотеки. Урманцев жевал приторно сладкие пончики, вытирал жирные пальцы о газетные страницы и читал репортажи о жизни иностранных артистов под рубрикой «светская жизнь».
К полудню жизнь светских львов и львиц утомила Урманцева. Он поднялся со скамейки, зашел в универмаг и купил отрез на платье жене, а сыну машинку на батарейке.
В четыре часа электричку подали на перрон, Урманцев занял место во втором с конца вагоне, закинул сумку на полку и, съев последний пончик, скомкал и бросил пустой пакет под лавку. Вскоре поезд тронулся, за окном долго тянулась унылые московские многоэтажки, деревья с молодой, ещё не запыленной листвой.
Когда поезд остановился на станции Люберцы, небо нахмурилось, в окна застучали тяжелые дождевые капли. В мутных облаках сверкнула короткая вспышка молнии, бухнул далекий гром.
Словно отзываясь на беспокойство погоды, Урманцев начал ерзать на мягком сидении.
