следствия неопровержимые прямые доказательства вины Климова. Охотничий нож, которым была нанесена рана, и та самая удавка найдены оперативниками под кроватью.
На рукоятке ножа отпечатки пальцев Климова. Но это ещё не все. В портфеле Климова обнаружен двадцатисантиметровый обрезок той веревки, которой он задушил Меркину. А на его одежде микрочастицы капронового волокна, из которого изготовлена веревка.
Заключения экспертов готовы и подшиты к делу. У Климова ещё будет время ознакомиться с этими документами.
Совершив преступление, Климов, будучи сильно пьяным, завалился спать. Он не убийца со стажем, не отморозок. Это, так сказать, его первый, не слишком удачный опыт. Поэтому, проснувшись утром, он дал слабину: сначала не поверил своим глазам, а затем ужаснулся той картине, которую увидел: молодая девушка с выскочившим изо рта синим языком плавает в кровавой луже. Выскочил в коридор, напугал японского туриста и горничную.
«Так было дело?» – спросил Сердюков. «Я никого не убивал, – ответил Климов. – В моем портфеле не было ни удавки, ни ножа. И на кой черт мне обрезать конец удавки? Что веревка была коротка?»
«Ты можешь уйти в несознанку, – усмехнулся Сердюков. – Но от твоего признания уже почти ничего не зависит. Кроме, разумеется, длины лагерного срока. Доказательств, собранных следствием, на троих хватит. И ещё останется. Запомни: это прямые неоспоримые улики». «Но зачем мне брать нож и веревку на встречу с друзьями?» – спросил Климов. «Тебе виднее», – пожал плечами следователь. «А мотив, какой мотив убийства? – почти закричал Климов. – У меня же не было никакого мотива».
Сердюков грустно улыбнулся: «Тут я могу лишь догадываться. Скажем, ты разочаровал девушку в постели. Не оправдал ожиданий. Пострадавшая не лестно отозвалась о твоих мужских способностях. Этого достаточно, чтобы… Ну, убивают и за меньшее. Понимаешь? Кстати, как у тебя с потенцией?»
Климов обхватил голову руками. В эту минуту хотелось выхватить из-под себя табурет и запустить его в голову следователя. Но ничего тяжелее пачки сигарет под рукой не оказалось. Табурет привинчен к полу, телефонный аппарат, массивная мраморная пепельница намертво прикреплены к столу. И даже сам стол, который с места не сдвинешь, тоже к чему-то приклеен, прикручен, привинчен.
Сердюков достал из папки и положил перед Климовым какую-то бумажку: «Прочитай и распишись». Климов пробежал глазами постановление о привлечении его в качестве обвиняемого, подписанное прокурором. Он старался врубиться в смысл этой бумаги, но строчки запрыгали перед глазами, а буквы менялись местами.
«Следователь прокуратуры… Постановил: привлечь Климова Дмитрия Юрьевича в качестве обвиняемого по настоящему делу, предъявив ему обвинения в совершении преступления, предусмотренного ст. 105, частью первой УК РФ. Одновременно мне разъяснены права обвиняемого на предварительном следствии, предусмотренные статьей… Знать, в чем он обвиняется, давать объяснения по поводу предъявленного ему обвинения; знакомиться по окончании предварительного следствия со всеми материалами дела; иметь защитника…»
Климов так разволновался, что носом хлынула кровь.
Своего адвоката Климов увидел через неделю. Встреча состоялась в том же кабинете, где следователь Сердюков проводил допросы. Навстречу поднялся крепкого сложения человек, доброжелательно улыбнулся и стиснул руку Климова двумя пухлыми ладонями. Климов был знаком с адвокатом Михаилом Адамовичем Финкелем в прошлой вольной жизни. Последний раз они раскланялись на приеме в английском посольстве.
В течение следующих пятнадцати минут Климов окончательно понял, что дело его – совсем тухлое. Как объяснил адвокат, если бы женщину просто зарезали, нанесли единственную ножевую рану, оказавшуюся смертельной, можно было вести речь о несчастном случае, неосторожном убийстве или убийстве в состоянии аффекта. Но здесь просматривается некая система действий. Обрезок веревки в портфеле, нож…
Девушку хладнокровно задушили, и уже мертвой перерезали глотку. На всякий случай. Тут на поблажки рассчитывать не стоит.
«Я никого не убивал. Я не виновен», – Климов прижал руки к груди. Казалось, от того, поверит ли адвокат своему подзащитному, сейчас зависит сама жизнь Климова. «Но доказать невиновность будет чертовски сложно», – ответил Финкель. «Вам мало платят?» – спросил Климов. «Достаточно, – ушел от прямого ответа адвокат. – Но тут дело не в деньгах. На руках следствия все козыри. Нам нечем крыть».
«Что вы посоветуете?» – упал духом Климов.
«Мы сможем сыграть на чистосердечном признании и раскаянии, – ответил Финкель. – Сослуживцы дадут отличные характеристики. Судьи примут во внимание, что это первая ваша судимость. Кроме того, вы хороший семьянин». Последние слова адвокат произнес как-то неуверенно. «И что в сухом остатке?» – спросил Климов. «Вам сбросят два или три года, – развел руками Финкель. – Это, поверьте, не самый плохой вариант».
«Черт бы побрал вас и ваши советы. Вы адвокат, так делайте что-нибудь. А мне… Мне надо подумать», – Климов понял, что больше говорить не о чем. Через три дня Климова перевели из изолятора временного содержания в Бутырскую тюрьму. Признательных показаний Климов не дал.
…Климов проснулся от того, что кто-то тормошил его за плечо. Он открыл глаза и увидел, как колышется над ним брезентовый верх палатки. Урманцев сидел рядом и завязывал тесемки мешка.
– Надо идти, – сказал он. – Ты проспал почти три часа.
– Да, да, я готов.
Во сне Климов так замерз, что едва распрямил ноги. Он на карачках выбрался из палатки следом за Урманцевым. Испытывая боли в пояснице при каждом наклоне, стал выдергивать из земли колышки. Цыганков с мрачным видом сидел у потухшего костра и докуривал самокрутку. Похолодало, северный ветер набирал силу.
Четвертый час ночи, вечерняя заря сошлась с утренней зарей, над горизонтом висело далекое тусклое солнце.
Маргарита Алексеевна провела ещё одну бессонную ночь, сидя у окна и разглядывая плоское поле и тропинку. Ни муж, ни Урманцев не появились. Уже под утро она легла на кровать и долго обдумывала положение. По уговору она должна сегодня же уехать из Ижмы. Но если она это сделает, последний малый шанс на спасение мужа будет потерян.
