в то место, откуда он вылез.
– То письмо у вас сохранилось? – Девяткин с важным видом кивнул и нарисовал в блокноте крестик. – Ну, электронное письмо?
– За каким чертом я его стану хранить? – возмутился Гвоздев. – Я, разумеется, глазам своим не поверил, когда ознакомился с текстом и глянул на эти страшные фотки. Думаю, хренота все это. Пока мы женаты, я столько анонимок получил по поводу своей половины, что давно им счет потерял. Когда твоя супруга известная певица, надо быть готовым ко всякому дерьму. Но в тот раз меня крепко зацепило. Выходит, эта лярва обманывала меня все эти годы.
Гвоздев прикурил десятую сигарету. Нет, он не думал сразу выяснять отношения с супругой, обличать и разоблачать. Надо было навести справки, убедиться, что письмо не липа. Словом, Гвоздев отрядил в Краснодар своего старого проверенного товарища – у того были концы в местной прокуратуре. В городе ни одна живая душа не знала, что Петрушин – родной брат известной певицы. Свое родство с Дунаевой убийца не афишировал. Так ему легче было держаться в тени.
Приятель вернулся дней через пять и выложил подробности, которых не было в письме. Брат жены был на прицеле у местных ментов, чтобы взять убийцу, следствию не хватило каких-то мелких улик или чего-то в этом роде. У Петрушина проводили обыски, его самого таскали на допросы, несколько дней мариновали в кандее. До задержания и предъявления обвинений в убийствах женщин оставалось считать дни, а может, и часы, когда нашелся хороший человек, родственник одной из жертв, и кончил эту гниду выстрелом из ружья.
Никаких сомнений в том, что убийца именно Петрушин, у прокуратуры нет. Розыскное дело было закрыто и сдано в архив в связи со смертью подозреваемого. Следствию удалось выяснить, что с двумя жертвами Петрушин был знаком лично, с одной из них состоял в интимных отношениях. И еще: где-то за неделю до того дня, когда Петрушина грохнули, к нему приезжала женщина. Такая вся из себя столичная штучка. Ходила по двору в длинной юбке, расшитой золотой ниткой, в блузке с персидским узором и длинной стеганой жилетке. И никогда не снимала темные очки вполлица. Пробыла у него сутки. Соседи рассказывали, что состоялся большой разговор со слезами и криками. По всем приметам, по костюму, по этой юбке и блузе выходило, что к брату на сутки приезжала Дунаева. А мужу наплела, что в те дни якобы жила на даче у подруги. Гвоздев порядочный человек, он привык доверять людям. А напрасно.
– Короче, моя жена знала, что ее паскудный брат – жестокий убийца, – сказал Гвоздев и подмигнул гостю. – Видно, хотела его спасти. Дать денег, уговорить переехать в другой город. А он-то понимал, что рыпаться поздно. Если он дернется – его прихлопнут. Был убежден, собака, что, если станет спокойно сидеть на месте и жить как жил, – отвертится. Но не вышло. Короче, я подал на развод. И настоял на том, чтобы мой сын остался с отцом.
– А если бы она не согласилась на ваши условия?
– Но она же согласилась… – Гвоздев ухмыльнулся: – Когда сидишь весь в говне – не надо чирикать. Хорошо, что она хоть это понимает. После суда сын останется со мной. Доверить воспитание ребенка этой лживой, растленной бабе – это же преступление. Как вы считаете?
– Вам виднее. А суд решит, кому доверить воспитание сына. Практика такова: ребенка оставляют матери, а не передают отцу. Так что не питайте пустых надежд. Кстати, этот гражданин вам никогда не попадался на глаза? – Покопавшись в папке, Девяткин выложил на стол четыре фотографии Перцева. – Может, случайно видели? Или как…
– Нет, не доводилось… – Гвоздев попеременно заморгал сразу двумя глазами, мельком глянул на карточки, прикурил очередную сигарету. – А почему вы спрашиваете? Это относится…
– Не относится, – не дал договорить Девяткин. – Ну, просто мир очень тесен.
Он убрал фотографии, закрыл блокнот и поймал себя на мысли, что собеседник ему достался не из приятных. После разговора почему-то стал покалывать мочевой пузырь и печень заныла.
История Гвоздева была слишком похожа на правду. Выводы следствия в общем и целом совпадали с его рассказом. За исключением одной детали, которую Гвоздев мог не знать. Эксперты НИИ МВД дали заключение, что почерк художника, нарисовавшего корабль с алыми парусами, идентичен почерку Олега Петрушина. Установить, когда именно, с точностью хотя бы до месяца, был нарисован корабль, криминалисты не смогли. Но… Партия бумаги, на которой выполнен парусник, выпущена карельским целлюлозно-бумажным комбинатом. Выпущена уже после гибели художника. Как выясняется, мнимой гибели.
Разговор с разгневанным мужем ни черта не прояснил, только еще сильнее запутал Девяткина.
Глава седьмая
Еще занималось утро, когда на дворе дома, где некогда проживал Олег Петрушин, появился человек в сером немодном костюме, желтых сандалиях и шляпе. Поздоровавшись с вышедшим из хаты новым хозяином, человек предъявил ему удостоверение инспектора городского энергонадзора и заявил, что должен проверить электропроводку и счетчик. Помахивая потертым портфелем из свиной кожи, Радченко, сопровождаемый хозяином, усатым мужиком по имени Степан Желтов, для начала прошел в летнюю кухню, поставил портфель на стол и осмотрелся. Кухня как кухня: газовая плита, круглый стол возле узенького окошка, пара самодельных полок на стенах. На пустой стене картина, написанная маслом: женщина, сидящая перед зеркалом, расчесывает длинные светлые волосы.
– Живописью увлекаетесь? – спросил Радченко.
– Ни в коем случае, – Степан крепко прижал загорелые руки к груди, – ни-ни. Я не по этой части. Жил тут до нас один художник или как там его. Рисовал хорошо. Да… Погиб в результате несчастного случая. Подстрелили его. На имущество, то есть на дом, наследников не нашлось, поэтому все перешло к местным властям. А теперь я тут обосновался, с семейством.
Радченко, слушая рассказ хозяина вполуха, залез на табуретку, сделав вид, что изучает электрический кабель, пущенный поверху стены. Если Петрушин где-то прятал свой дневник, то не в кухне. Погреба и чердака здесь нет, менты во время обыска наверняка перевернули полки вверх дном. Короче, бесполезный номер. Радченко спрыгнул на пол, что-то записал в блокноте и сказал:
– Проводку надо срочно менять – кабель совсем хилый. Теперь дом посмотрим.
Подхватив портфель, он зашагал через двор к старой мазанке, крытой железом.
– Жара нестерпимая, – на ходу говорил инспектор. – Если проводка закоротит, пожар будет такой, что от дома, сараев, кухни и вашего сада одни угли останутся. И вся улица выгорит.
– Я раньше на северах жил. Так у нас там реки разливаются – это да. Под воду весь поселок городского типа уходил. Вот это бедствие. И ничего – спасались.
– Наводнения? – переспросил Радченко. – Это мелочь в сравнении с пожаром. А первая причина пожара – плохая проводка.
Желтов, забегая вперед инспектора, показывал пальцем то на дом, то на кухню:
– Честно говоря, мне эти развалюхи без надобности. Я тут такое строительство начну, что и без пожара ничего не останется. Через пару дней кирпич привезут, цемент в мешках, гравий. И бульдозер пригонят. Вот там, где дровяной сарай, поставлю дом. С городскими удобствами: ванной и сортиром. Мне ведь только земля была нужна.
– Построиться не успеете, как сгорите, – вынес свой мрачный прогноз Радченко.
В сенях он снял показания счетчика, долго шарил по темным углам, выясняя, нет ли тут электрического кабеля или розеток. В комнате он наткнулся на женщину, переставлявшую с места на место чемоданы и узлы с тряпками. Хозяйка молча кивнула инспектору и продолжила свое занятие. Радченко еще около часа осматривал дом и пристройки. Залез на чердак, спустился в неглубокий затхлый погреб, не обнаружив там электропроводки, поднялся наверх и еще раз осмотрел обе комнаты. Если тот дневник и существовал, то Петрушин хранил его где-то в другом месте. Это уж точно.
– А от этого художника ничего не осталось? – спросил он хозяина. – Может быть, тетрадки какие с рисунками? Или что-то в этом роде? Я страсть как люблю живопись. Раньше сам рисовал, а теперь со временем просто беда.
Хозяин вытащил из-под кровати фанерный чемодан с железными уголками, на дне которого лежала объемистая папка. Развязав тесемки, разложил на столе рисунки, выполненные гуашью и акварелью, и еще листки с набросками углем и цветными мелками.
– Если надо, забирайте, – сказал Желтов. – Тут все, что осталось от прежнего хозяина. Его тряпки мы
