штучка даже не оцарапает то место, где у Перцева когда-то билось сердце. Теперь в груди протез из пластика или камень, поросший мхом. – Это ты выкупил мой контракт?
– Формально я не имею к этому отношения, – покачал головой Перцев. – Мое имя не проходит ни в каких документах. Озманян пытался заняться продюсерской деятельностью. Но не слишком удачно. Я просто ссудил ему деньжат. И все.
– Господи. Ты растоптал мое имя. Отобрал все, что у меня было. Ты делал фотографии в минуты интимной близости, а потом передал карточки Гвоздеву. Ты уничтожил меня. Я подозреваю, что этих несчастных женщин в Краснодаре… Что это твоих рук дело. И теперь вот так запросто являешься сюда.
– Ты не дослушала. Позволь мне закончить мысль. Я сказал, что это еще не все. Рано или поздно всплывет история с твоим братом. Впрочем, всплывет она рано, а не поздно. Совсем скоро. И все узнают, что он опасный маньяк, который убивал женщин только потому, что ему нравилось наблюдать за мучениями своих жертв. Только поэтому. У него не было корыстного мотива. Он никого не грабил, не потрошил кошельки, не срывал колец или золотых цепочек. Просто испытывал экстаз, когда видел агонию беззащитного существа. Он обычный садист, существо низшего разряда. Даже не человек, животное.
– Это неправда. Гнусная ложь.
– Пожалуйста, говори тише, на нас люди оборачиваются… – Перцев усмехнулся: – Про брата я сказал правду. Так все и было. Просто у следствия не нашлось доказательств, чтобы припаять этому сукину сыну пожизненный срок. А он воспользовался тем, что из-за него грохнули невинного человека. И встал на лыжи.
– Не хочу ничего слушать.
– А ты послушай. У меня оказался дневник, который ты старалась найти через частных ищеек юридической шарашки «Саморуков и компаньоны». Тебя в последнюю очередь волновала судьба брата. Ты не знала, что там, в этом дневнике. Но боялась, что худшие опасения подтвердятся, что Петрушин действительно убийца. Если частные сыщики найдут тетрадку, ты ее уничтожишь. В противном случае разразится такой скандал, что ты не сможешь днем выходить на улицу. Люди будут плевать тебе вслед. Пальцем показывать и плевать. Все это ты хорошо понимала. Но думала, что брат мертв. А он жив. И доказательства его вины находятся у меня.
– Неправда… – Дунаева сняла очки и вытерла слезы. – Ты врешь. Все не так.
– Увы, все именно так. История с братом развивается по самому худшему сценарию. И дело кончится тем, что Петрушин все-таки сядет на скамью подсудимых. Адвокаты из фирмы «Саморуков компаньоны» его уже не отмажут. Это будет громкий процесс, о котором взахлеб станут рассказывать по радио и телику. А газетными вырезками можно будет оклеить стены большой квартиры. Тебя станут называть не Ольга Петровна, а «сестра того самого маньяка». Забавно, правда? После такой истории даже разъездная жизнь с придурком Озманяном и алкашом Абрамовичем покажется прекрасной сказкой.
– Я тебя ненавижу.
– Ты меня по-прежнему любишь, – спокойно ответил Перцев. – Но ты сделала все, чтобы мы расстались. По бабьей дурости. Потому что тебе не хватило времени разобраться в своих чувствах и желаниях. Теперь жалеешь о том, что сделала. На самом деле ты хочешь вернуться ко мне. Но боишься признаться в этом самой себе.
– Какая же ты мразь.
– Это я уже слышал. Лучше подумай о том, что я скажу. Сейчас тот редкий, возможно, единственный момент, когда у тебя еще остается возможность выбора. Выбора между хорошей, достойной жизнью и помойкой, полной общественных отбросов. Я предлагаю тебе уехать из этой страны. Мы поживем где- нибудь за границей, у теплого моря. Я кое-что скопил на черный день, денег хватит. Я не могу и не хочу забирать твои фото у Гвоздева. Но я могу уничтожить дневник Петрушина. Все обойдется без громких скандалов, разоблачений, никто не станет поливать тебя грязью. Тебя ждет нормальная, спокойная жизнь в нормальной, спокойной стране. Жизнь с любимым человеком.
– Ты думаешь, после всего, что случилось, я смогу жить с тобой? Смогу простить?
– Почему бы и нет? Женщины умеют прощать еще и не такие вещи. Если очень захотят. Если им это выгодно. А ты хочешь меня простить. Ты хочешь забыть все плохое. Я добивался тебя. И добился. Первый раз на твоем пути попался сильный мужчина, который хочет и умеет достичь поставленной цели. Прикинь, тебе все равно тут не за что цепляться. Нечем дорожить. Посиди, взвесь все «за» и «против». Если примешь решение в мою пользу, я жду тебя в машине на стоянке. Темно-синий «опель». Полчаса. Этого хватит, чтобы все обдумать.
– А если вместо меня придет милиция?
– Исключено. И ты знаешь почему. Сейчас половина одиннадцатого. Время пошло.
Перцев поднялся, посмотрел на часы и вышел из зала. Через пару минут он устроился на водительском сиденье «опеля» и приготовился ждать. В следующие пятнадцать минут он успел выкурить пару сигарет и послушать по радио выпуск новостей. Шел мелкий дождь, асфальт, отражая блики световой рекламы, отливал красными и желтыми огнями. Из ресторана нетвердой походкой вышел мужчина с девушкой; сунув в руку швейцара мятую купюру, парочка села в такси.
Перцев посматривал на циферблат часов на приборной доске. Снова дверь распахнулась, швейцар выпустил женщину в плаще и темных очках. Женщина стояла на кромке тротуара, озираясь по сторонам. «Опель» мигнул фарами. Дунаева неторопливо двинулась к машине, распахнула дверцу и села рядом.
Глава девятнадцатая
На рассвете Безмен заметил уткнувшуюся в песок дюралевую лодку с мотором. Когда причалили, обнаружили на берегу грязные тряпки и еще не остывшие угли костра. Видно, люди, которых они ищут, причалили ночью, до утра просидели у огня. А с рассветом смотались.
– Этот хренов художник и его кент были здесь еще час назад, – вслух отметил Безмен. – Или чуть больше.
Разложив на земле карту, он долго изучал ее, огрызком карандаша начертил пару линий и в задумчивости почесал затылок.
Безмен приказал своим, дяде Вове Купцову и Сереге Косых, избавиться от ружья и двух карабинов. Длинноствольное оружие закопали в кустах неподалеку от единственного в округе приметного издали тополя. Здесь же бросили несколько банок с консервами, которые теперь ни к чему, куртку, прожженную на спине, сломанный перочинный нож и несколько головок чеснока. Безмен оставил в рюкзаке только самое необходимое: карту, пару пистолетов с патронами и запас воды в двух фляжках. Мобильник, документы и деньги засунул под подкладку куртки.
Измотанный ночными приключениями, Безмен забыл об усталости, почувствовав азарт охотника. Спутники обошли стороной небольшую станицу по тропинке через кукурузное поле и выбрались на асфальтовую дорогу. Усевшись на обочине, стали ждать попутной машины.
Безмен в десятый раз за утро проверил мобильник и с удивлением обнаружил, что здесь, у дороги, аппарат принимает сигнал. Он набрал козырный номер своего босса и покровителя Феди Финагенова. Авторитет ответил глухим, придушенным голосом. То ли ночь не спал, то ли спозаранку дури нанюхался – не поймешь. Но быстро пришел в себя, когда понял, что говорит с корешом, которого успел мысленно похоронить.
– Я жив, – ответил Безмен. – А вот аккумулятор в мобильнике уже подыхает. Поэтому я в телеграфном стиле.
Он коротко пересказал свою грустную и драматическую историю и добавил:
– Мне нужна помощь. У Петрушина и второго гада нет ни денег, ни документов. После той мочиловки они едва ноги унесли. Далеко уйти не могли, мы дышим им в затылок. Скорее всего, пробираются в Москву через Крымск. Но вариантов у них мало. Автостопом или на товарняке – слишком долго и опасно. Я бы на их месте попробовал договориться с проводницей. Но тут опять деньги нужны.
– Что я должен сделать? – спросил Феня.
– Подними всю окрестную братву, – ответил Безмен. – Пусть посмотрят на вокзалах и на дорогах. Только Петрушина и второго друга не трогать. Это я сам. Через пару часов, если поймаем попутку, будем в Крымске. Мне нужны попиленная неброская машина и новый мобильник. Пусть парни сливают всю информацию на этот новый телефон.
– В Крымске? – переспросил Феня. – Почему именно там?
