– А вот мой покойный муж был человеком иного склада. Книги, книги… Телик почти не смотрел. Немного робкий, даже застенчивый. Он был очень честным человеком. Он умел стрелять, но не успел. Тогда, в гараже. Не успел.
– Давайте о деле… – Девяткин забеспокоился, что снова все кончится слезами. А он не носил жилеток, в которые можно поплакаться. – Мы ведь говорили обо мне. Ну, крутой мужик, немного без тормозов. Возможно, так и есть. Но это лишь грубая внешняя оболочка. Здесь, – Девяткин постучал себя кулаком по груди, – бьется чуткое и ранимое сердце. По жизни я нежное создание. Пишу стихи на туалетной бумаге, а потом использую бумагу по ее прямому назначению. Чтобы никто не прочитал мои вирши.
– Я не в том состоянии, чтобы понять и оценить ваши шутки…
Ефимова вытащила из сумочки и сунула под нос собеседника фотографию, где на диване сидел краснощекий ребенок трех лет. Он держал на коленях отцову прокурорскую фуражку с синим верхом. Малыш смотрел в объектив очень серьезно, не улыбаясь. В голубых глазах светилась такая печаль, будто мальчик знал, что скоро потеряет отца.
– Это наш ребенок, Митя. Он даже не запомнит Леню. Потом, когда немного подрастет, узнает об отце из моих рассказов и по фотографиям.
– Меня трудно разжалобить, – сказал Девяткин. – Но вы своего добились. Очень жаль вас и вашего Митю. Расти без отца… Короче, мне это знакомо. Матери было очень трудно поднимать меня и сестру. А я особенно не радовал ее ни оценками в школе, ни поведением на улице. Когда мою мать ушли на пенсию, она устроилась продавщицей в газетный киоск. Не могла без работы. Так и трудилась до недавнего времени. Впрочем, это другая тема. Мы хорошо поговорили в кабинете Богатырева. И я пообещал твердо: убийцу мы вычислим. Не знаю, сколько это займет времени, но результат будет.
Ефимова снова за локоть потянула Девяткина ближе к себе и заговорила шепотом:
– Я хочу от вас только одного. Найдите эту тварь и убейте. Пристрелите, как он пристрелил моего мужа. Пообещайте мне сделать это.
Девяткин дернул рукой и отступил на шаг:
– Какая вы кровожадная. Может быть, вы слышали по радио или в газетах читали, что в этой стране существуют законы. Есть Уголовный кодекс. Есть суд. Даже присяжные заседатели и те по местам сидят. Это они выносят приговоры. А исполняет их не Девяткин. Исполняет ГУИН. Как вам это нравится? Ну, такое государственное устройство? Если не нравится, езжайте куда-нибудь в Латинскую Америку или в Африку. Там с исполнением приговоров нет проблем.
– Бросьте трепаться… – Ефимова прищурила блестящие от волнения пронзительно-голубые глаза. – Прошу вас еще раз: найдите и убейте эту тварь. Поступите так, как он поступил с моим мужем.
Девяткин дернул рукой.
– Фигня, – сказал он. – Все, что вы тут несете, фигня. Полная околесица. Я не убийца. Кроме того, я сделал выводы из тех историй, что со мной случались в жизни. И еще: я не делаю таких странных противозаконных одолжений. Даже женщине. Даже если эта женщина мне очень симпатична.
Он резко повернулся и зашагал вверх по бульвару. Он услышал за спиной, как женщина всхлипнула, и прибавил шагу.
Глава четвертая
Утром после короткой оперативки Девяткин занял рабочее место, вызвал старшего лейтенанта Сашу Лебедева, кивнул на стул и постучал кончиком карандаша по столешнице. То был сигнал собраться и максимально сосредоточиться.
– Мы не первый и даже не сотый раз устраиваем выводок, то бишь проверяем действия подозреваемого с выездом на место, – сухо бросил он. – Но обосрались так, что на меня в коридорах пальцем показывают и смеются за спиной.
Лебедев, верзила почти в полтора центнера весом, расплылся на стуле, как подтаявшее желе, и поник могучей головой. Он чувствовал вину за то, что именно он сидел в машине, боясь выйти под дождик. Сидел и разгадывал кроссворд, когда Перцев положил прокурора, едва не хлопнул Девяткина, а сам намылил лыжи.
– Про начальство я уже не говорю, – продолжал Девяткин. – Отписываюсь целыми днями, работать некогда. Докладные и рапорты надо уже килограммами измерять. А когда вызывают на ковер и ставят в позу, вспоминаю, что не взял с собой вазелин. Потому что в башке только одно крутится: Перцев, Перцев… Ни черта не вижу кроме самодовольной морды этого хрена. Вот такие со мной вещи происходят.
Не зная, что ответить, старлей тяжело засопел.
– Личность Перцева с грехом пополам установили еще в ходе следствия… – Девяткин постучал карандашом. – Но легче от этого не стало. Ни контактов, ни друзей, ни подруг. Ни черта мы о нем не знаем. Я уже начинаю думать… нет, не о самоубийстве. Не радуйся раньше времени. От меня такого подарка не дождетесь. Начинаю думать: а тот ли человек наш герой, за которого себя выдавал? Конечно, это лишь предположение. Смекаешь?
– Личность-то установлена. – На минуту Лебедев обрел дар речи. – Следак, который вел дело, посылал запросы. Ну, бабе его в Ульяновск.
– Пьянчужке-то? Она свое-то имя вспоминает только по государственным праздникам. Эта лярва не в счет.
– Матери запрос отправляли. Если мать своего сына узнала…
– Да, с этим сложнее, – кивнул Девяткин. – Ну, с матерью еще будем разбираться. А ты пока займись вот чем. Мы знаем внешность Перцева. У нас на руках два десятка его карточек. В анфас и профиль. Знаем рост, вес, цвет волос. Короче внешние данные. Знаем, что он не судим и на милицейском учете не состоял – это сто раз проверяли. Еще у нас есть его пальчики. Так вот, возьми его дактилоскопическую карту. И пробей ее.
Лебедев поднял на начальника удивленные глаза, но возразить не осмелился.
– Отправишься в Главный информационный центр МВД и встанешь на колени перед какой-нибудь сотрудницей уголовно-регистрационной службы. Выбери самую страшненькую, к которой мужики не каждый день подъезжают. Подари цветы, конфеты и себя самого. Залезь в информационно-поисковую систему «Паспорт». Ну, с помощью нее устанавливают похищенные, утраченные паспорта и паспорта разыскиваемых лиц. Вдруг наш Перцев терял паспорт? Если терял, то когда, где и при каких обстоятельствах.
– А чего нам его паспорт?
– А то, что при задержании при нем не было документов. И на съемной квартире их не нашли. Он назвался Перцевым, сказал адрес. Следователь направил в Брянск запрос и фото, а мать подтвердила, что человек на фотографии и есть ее сын. Кстати, поменьше задавай вопросов. Уясни себе: ты отрабатываешь трудовую повинность. Нечто вроде наказания за наш крутой прокол. Не все же мне одному отдуваться.
– Это конечно, – кивнул Лебедев.
– Когда закончишь с системой «Паспорт», начинай лопатить карточки лиц, пропавших без вести, и неопознанных трупов, обнаруженных в течение последних трех лет. Дальше забираться нет смысла. В каждой карте есть фотография и пальчики жмурика. Если отпечатки какого-то жмура совпадут с отпечатками Перцева, считай, ты реабилитирован. Заслужишь мое устное поощрение. Но премию твердо не обещаю.
– Без вести пропавших и неопознанных трупов за три года легко наберется тысяч сто, – робко возразил Лебедев. – Такая работа, адская, колоссальная, а толку от нее все равно не будет. Рупь за сто даю – бесплатный номер.
– Не вешай нос раньше времени. Сто тысяч – это только звучит страшно. Отбрось женщин, стариков, детей и подростков. В сухом остатке тысяч двадцать не наберется. Короче, я жду результатов. А теперь закрой дверь с той стороны.
Когда старлей вышел, Девяткин постучал карандашом по столу и сказал самому себе:
– Мать Перцева – вот заноза в заднице. Опознала… мать его.
Радченко застегнул молнию чемодана, закрыл замки и оттащил багаж в прихожую, где уже стояли сумка с ноутбуком и потертый портфель из свиной кожи. Такси заказано на три часа, значит, в его распоряжении еще двадцать минут. Он зашел в спальню, где жена гладила рубашку, выдернул из розетки штепсель утюга, подошел к Гале сзади, одной рукой обнял за плечи, другой – провел по округлившемуся животу. Уже восемь месяцев сроку, возможно, командировка затянется, он вернется в
