– Выгнали меня с работы, – Ларионов мрачнел и жевал бифштекс. – Совсем выгнали.
– За что же это? – баба Катя всплеснула руками.
– За правду, ясно, за что. Я ведь правду режу, не взирая на личности, в глаза режу. Ну, сказал пару слов, меня и поперли.
– А ты обратно попросись, – посоветовала баба Катя. – Скажи, не буду больше.
– Не могу я молчать, – Ларионов чуть не подавился макаронами. – Да и не примут обратно. Правду ведь никто не любит.
– И что же теперь делать будешь? Плохо ведь без работы.
– А правда мне дороже любой работы, самой золотой, – Ларионов почему-то решил, что баба Катя совсем отупела и при ней можно говорить любую чушь. – Что делать – это вопрос вечный. Ну, для начала соберу рюкзак и поеду куда-нибудь далеко-далеко, за романтикой, за туманом. В Сибирь, например, на великую стройку. Или в деревню глухую, в фольклорную экспедицию, слов разных набираться. Там обживусь, на новом месте, пущу тебе открытку с адресом. А ты ко мне в гости приедешь. Поживешь у меня в свое удовольствие, станешь в тайгу за грибами ходить, за морошкой. Места там грибные, ягодные.
– Господь с тобой. Я дальше булочной не хожу. И тебе там делать нечего надо тут на работу проситься.
– И то верно, – тут же переменил мнение Ларионов. – И чего в такую даль таскаться, в Сибирь эту, комарам на съедение? И строек великих не осталось. Может, на всю Сибирь и строят один какой курятник, так там своих работников хватает, местных. Нет, не поеду. Да и холодно сейчас там. Снег глубокий лежит, все в тайгу на лыжах ходят, ну, за пушниной. А у меня ни ружья, ни лыж нету. А без ружья там пропадешь ни за грош.
– Я молодая была, так нас на торфоразработки посылали, – начала бабка, но, услышав звонок в дверь, прервала рассказ. – Два раза, значит, к тебе. Иди открывай.
Ларионов прошел в коридор, не спрашивая, распахнул дверь и вопросительно посмотрел на незнакомого мужчину в темной куртке и кепке, вытиравшего ноги о резиновый коврик по другую сторону порога.
– Я хотел поговорить насчет Ирошникова, – сказал мужчина вместо приветствия. – Можно войти?
– Какого ещё Ирошникова? – Ларионов постарался сделать удивленное лицо.
– А, виноват, – кивнул мужчина. – Не Ирошникова, а господина Шеваловского. Дело в том, что именно я помогал оформить ему новый паспорт и военный билет. А потом передал через Максименкова документы вам. Теперь можно войти?
– Теперь можно, – Ларионов попятился задом, пропуская Егорова в прихожую.
Сняв кепку и куртку, Егоров нашел свободный крючок на вешалке.
– Ботинки не снимайте, – Ларионов распахнул перед гостем дверь в свою комнату. – Проходите.
– Что гирей балуетесь? – Егоров увидел в углу комнаты зеленую двухпудовую гирю, похожую на незрелый арбуз с ручкой. – Похвально. Я вас искал на работе, но там сказали, что вы в отпуске.
– Гирей я давно не балуюсь, – по прядку ответил Ларионов, не упустивший новой возможности соврать. – А с работы меня три дня как уволили, – он подумал несколько секунд и добавил. – За правду.
– Разумеется, разумеется, за правду, – Егоров устроился на стуле за письменным столом. – За что же ещё могут уволить золотое перо газеты? Но это даже хорошо, что вас уволили. Много свободного времени появилось и вообще, – что «вообще» Егоров не пояснил. – Я начальник службы безопасности в фирме отца Романовой Лены. То есть бывший начальник. Меня уволили, как и вас. Кажется, тоже за правду. Впрочем, это не имеет значения.
– Я вас слушаю, – Ларионов, решивший сразу перейти к делу, сел на диван и положил ладони на колени.
– Вы тут один живете? – Егоров оглядел комнату.
– А вы именно это пришли узнать? – снова насторожился Ларионов. – Этот же вопрос на прошлой неделе мне задавал участковый. Такое впечатление, что я занимаю не комнату, а роскошные апартаменты и меня собираются уплотнить.
– Это я к слову спросил, без задней мысли, – стул тихо заскрипел под Егоровым. – Я по делу пришел, не то что участковый. Собственно, хотел вас попросить кое о чем. Дело в том, что вместе с Ирошниковым из Москвы уезжает и Лена, я передал ей билет. И я хотел, чтобы послезавтра вместе с Ирошниковым и Леной в Питер отправились и вы. Так получилось, что у меня оказались билеты на тот же поезд. Только в соседнее купе. Но, я думаю, вы поменяетесь с кем-нибудь местами и поедете втроем в одном купе. Как вам мое предложение?
– Никак, – хмыкнул Ларионов. – Не могу его сразу переварить, предложение это. Если уж они едет вместе, зачем там я, третий лишний. Пусть в поезде шепотом обсудят свои дела, помирятся окончательно. Кстати, вы не знаете, почему между ними произошла ссора? Они долго не виделись и Ирошников узнал о беременности Лены, так сказать, задним числом. А ведь мог и вообще не узнать.
– Рано или поздно они все равно бы помирились, – сказал Егоров. – Я так думаю. Тут мне на глаза попалось одно письмишко, Лена дала почитать, – Егоров не знал, как объяснить свою осведомленность. – Это письмо Ирошников написал ей перед отъездом.
– И передал его мне, вставил Ларионов – Я опустил письмо в ящик, а вы, значит, прочитали.
– С позволения Лены, – замялся Егоров. – Да это и не важно. Как я понял, Лена вычитала в одном журнале, который учит женщин ненавидеть мужчин, что сексуальные и человеческие отношения с партнером нужно время от времени прерывать. Так, на несколько недель. Тогда и любовь крепче станет и чего-то там еще. Полное дерьмо, а не теория. На этой почве, на пустом месте они и поссорились. Но когда Ирошников узнал о беременности Лены, он во всем стал винить не её, а себя самого. Вот и все. Можно сказать, недоразумение.
– Ясно, – Ларионов покачал головой. – Тогда тем более мне не понятно, зачем переться в Питер вместе
