Откуда– то тянуло затхлой могильной сыростью и холодом. Еще не понимая смысла проишедшего, он, едва проснувшись, поверил в худшее: влип в какую-то дикую, очень страшную историю. Десятников поднялся с лежака, выяснив, что спал он на собственной дубленке, с подложенными под голову портфелем и пыжиковой шапкой.
Потирая виски, вышел на середину комнаты, сел на стул, обнаружив на столе пачку сигарет и зажигалку. Проворно сорвав целлофановую обертку, он вытащил сигарету, повернул колесико зажигалки и почувствовал, как голова снова пошла кругом после первых жадных затяжек. Скурив сигарету до самого фильтра, он бросил окурок на дно стеклянной баночки, вытянул из пачки следующую сигарету и тут только догадался посмотреть на наручные часы, простенькие, без календаря. Два часа двенадцать минут. Чего два часа, дня или ночи? И какого дня? Сколько времени он провалялся в беспамятстве на этом топчане? Сутки, может, двое суток?
Десятников выставил вперед руку, растопырил пальцы, мелко дрожавшие, то ли от слабости, то ли от волнения. Он снова осмотрел комнату, на этот раз осмысленным взглядом, заметил в темном углу уходящую наверх лестницу с узкими перилами. Это вовсе не комната, сообразил доцент, это подвал, каменный склеп, зиндан, теперь понятно, почему в помещении нет окон. Чуткий на ухо Десятников застыл на стуле и долго, минута за минутой, вслушивался в тишину. Показалось, где-то далеко-далеко залаяла собака. Ясно, его вывезли куда-то за город, возможно, в соседнюю область.
– Эй, здесь есть кто? – спросил Десятников хрипловатым севшим голосом. – Эй, кто-нибудь здесь есть?
Тишина, тяжелая и гнетущая. Положив локти на стол, Десятников обхватил голову руками. Вспомнился телефонный разговор с неким Сорокиным, предложившим Десятникову высокую должность в представительстве корейской фирмы, вспомнился крупный мужчина в длинном пальто табачного цвета, черный «Мерседес». Предложение от корейцев…
И как только он, серьезный умный человек, мог поверить во всю эту чепуху? Поверить на слово совершенно незнакомому человек, первому встречному? Дал усадить себя в машину, отвезти неизвестно куда. Об этом и подумать страшно: его похитили. Да, именно так, похитили, и теперь станут тянуть деньги с жены, а когда та наберет искомую сумму и передаст деньги вымогателям ему, Десятникову, не медля ни минуты, пустят пулю между глаз, бросят ещё теплое теплый труп в придорожную канаву, обольют бензином и сожгут как полено. Жалкие останки захоронят, как неопознанный труп. Вот и все, точка.
Десятникову стало жалко себя, молодую жизнь, жестоко и беспощадно погубленную. И Люся станет вдовой – печально. Но она-то долго не провдовствует. Может, женской скорби хватит от силы на полгода, быстро устанет разыгрывать из себя страдалицу. А там найдется какой-нибудь добрый человек, утешит вдову. Почему бы и не утешить? Жилплощадь в центре города, дача рядом с Жуковкой, машина, отец Люси человек с положением и обширными связями. Утешителей много найдется, целый хвост выстроится, выбирай, Люся, на конкурсной основе. Десятников сжал кулаки и слабо застонал. Вытащив из пачки ещё сигарету, он подошел к лестнице, верхним концом упиравшейся в плотно закрытый люк.
– Эй, – крикнул Десятников, подняв голову кверху, придумывая, как бы обратиться к своим тюремщикам, но ничего не придумал. – Эй, люди. Вы меня слышите, люди?
Правильно, «люди» то самое искомое слово. К этим сволочам надо обращаться не то чтобы почтительно, но без лишней грубости, иначе можно настроить мучителей агрессивно, только хуже будет. Постепенно голова прояснялась, возвращалась способность мыслить логично, критически оценивать ситуацию. Он подошел к столу, прикусил зубами фильтр незаженной сигареты.
Кому в голову может придти дикая мысль похитить из корыстных соображений какого-то доцента экономической кафедры вуза? – спросил себя Десятников. Москва кишит богатыми людьми, а он, кто он такой? Не председатель правления банка, не директор сети коммерческих магазинов. Он вообще коммерцией не занимается, много с него не возьмешь. Положим, Люся сможет найти какую-то сумму наличными, что-то снимет со счета в банке, тестя растрясет. Еще Люся может продать квартиру – это уже кое-что. Нет, не станет жена квартиру продавать, даже ради свободы Десятникова, не следует преувеличивать широту женской души.
Квартиру не продаст, а вот машину, пожалуй продаст. Но много ли выручишь за пятилетний «Фольксваген»? Этим бандитам раз утереться. Десятников снова поднялся и принялся ходить по подвалу, заложив руки за спину, решив, что все пришедшее с ним противоестественно и совершенно дико. Итак, главное: зачем нужно было похищать Десятникова? Безответные вопросы жгли душу.
– Эй, вы, тут есть кто? – повысил голос Десятников. – Я хочу поговорить с вами. Что происходит? Люди, что тут происходит?
Егоров закончил третью партию в шашки полным разгромом своего помощника Ильи Воронина.
– Еще хочешь? – спросил он.
Воронин, расстроенный тремя поражениями подряд, не смог скрыть огорчения.
– А техника у тебя слабая, только за счет зевков и выигрываешь.
– Технику какую-то придумал. Скажи просто: не умею проигрывать.
Воронин показал пальцем куда-то в сторону. За окном теплого рубленого дома летел и летел, исчезая в ночи, крупный снег.
– Пожалуй, нас тут к утру занесет. – Не занесет, – возразил Егоров.
Он удобнее устроился на стуле, отодвинул в сторону шахматную доску и уставился на экран небольшого телевизора, по которому шла прямая трансляция довольно скучных событий: пересекая подвальное помещение от угла к углу, заложив руки за спину, расхаживал взад-вперед Десятников. Иногда доцент останавливался, начинал жестикулировать, словно разговаривал с невидимым собеседником или самим собой и снова мерил шагами подвал. Вот Десятников в который раз остановился, прислушиваясь к каким-то звукам, поднял голову, спросил громко: «Есть здесь кто-нибудь? Живая душа здесь есть?» Не получив ответа, доцент уселся у стола, пробормотал что-то невнятное и плюнул на пол.
– Совсем человек извелся, – сказал Воронин. – Надо звать.
– Рано, – ответил Егоров. – Препарат, что ты ему ввел, ещё действует. Сейчас он чувствует себя, словно накануне напился в лоскуты, голова чугунная. Бесполезно с ним разговаривать в таком состоянии. Пусть немного очухается.
– А что за лекарство я ему вколол? – Воронин стал складывать шашки в пластмассовую коробочку.
